Вспоминая путч: три дня в августе 1991-го, которые стали поражением для всех

Утро понедельника 19 августа 1991 года началось с раннего телефонного звонка. В начале седьмого позвонил коллега по работе и вместо привычного "здравствуй" коротко сказал: "Включи радио, в стране переворот".

Не осознав услышанную новость, я спокойно пошел на кухню и добавил звук в радиоприемники. В то время во всех квартирах было проводное радио, которое работало с 6:00 до 24:00. Для многих оно было своего рода будильником – с гимном СССР и следовавшим за ним гимном союзной республики вставали и готовились идти на работу, с гимном и ложились спать.

Передавали решение о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению, который вошел в историю под краткой аббревиатурой – ГКЧП. Далее следовало обращение ГКЧП, которое начиналось словами: "В связи с невозможностью исполнения обязанностей…".

В чем был смысл этого обращения, практически никого не интересовало. У всех был один вопрос: "Что с Горбачевым? Где он? Жив ли?" Все остальное было деталями, не имеющими большого смысла. Практически в одно мгновение для многих, кто еще совсем недавно клеймил советского президента последними словами, его судьба и жизнь стали главным вопросом, ответ на него был напрямую связан с тем, что будет со всеми нами завтра.

Страха не было, была моральная готовность к тому, что в стране должно произойти нечто экстраординарное. И эмоциональная усталость от явного и нескрываемого раздрая на самом верху. И у всех был один вопрос: "Чем это все закончится?"

Телефонные звонки друзьям и знакомым в Москву, в то время эта услуга стоила сущие копейки, ничего не дали. Никто не понимал, что происходит. "Вражьи голоса" – "Голос Америки" и радио "Свобода" – говорили о многом и ни о чем конкретно.

Момент истины наступил вечером во время трансляции пресс-конференции членов ГКЧП. Им стали трясущиеся руки вице-президента СССР Геннадия Янаева, который решением ГКЧП был назначен временно исполняющим обязанности президента СССР. Многие журналисты посчитали физическое состояние Янаева следствием избыточного употребления горячительных напитков. Не думаю, что это так, непьющих в той восьмерке не было. Геннадий Янаев, вся жизнь которого прошла на орбите советской партийно-хозяйственной номенклатуры, просто испугался того, что сделал – он был не готов к должности президента СССР.

Это была странная пресс-конференция, ни на один вопрос журналистов не был дан сколько-нибудь ясный и понятный ответ. Гротескность ситуации добавил вопрос политического обозревателя газеты "Известия" Александра Бовина, обращенный к министру обороны СССР маршалу Дмитрию Язову: "А вы как оказались в этой компании?" Язов не знал, что ответить. По нему было видно, что он оказался не своей тарелке и все происходящее ему сложно переносить.

Для меня это был первый год гражданской жизни после увольнения из армии, и на многие проблемы я смотрел еще с точки зрения своего недавнего армейского прошлого. Несостоявшийся диалог между Александром Бовиным и маршалом Язовым вызывал ощущение дежавю.

За год до этого на Семипалатинский полигон приезжал начальник политуправления 12 Главного управления министерства обороны генерал-лейтенант Игорь Солодилов. Солодилова я помнил еще со школьных времен, он остался таким же: четко и ясно излагающим свои мысли, предельно жестко артикулирующим поставленные задачи. Но то, что в детстве восхищало, летом 1990 года вводило в уныние и недоумение. Он говорил о том, что дальше будет все хуже и хуже, впереди развал. Но присутствовавших в зале это не убеждало. Начальник политуправления говорил о том, кто виноват, но даже намека на разговор, что делать в этой ситуации, не было.

Прямая и порой оскорбительная критика Михаила Горбачева не снимала дистанцию между седовласым генералом и сотней молодых офицеров, а свидетельствовала о том, что вожжи безнадежно отпущены и надеяться можно только на самих себя. Откровенное хамство в генеральском исполнении в отношении первого лица страны раздражало. Такая же ситуация в то время была и в других частях и соединениях и родах войск.

Все надежды коллег маршала Язова по ГКЧП на то, что армия станет для них опорой и инструментом, который реализует поставленные задачи, оказались иллюзией.

Советская Армия на тот момент была одним из самых политизированных институтов общества. Ее сделала такой КПСС, которая денно и нощно через институт политработников и партийных комитетов диктовала всю повестку армейской службы на протяжении десятилетий. Испытавшая колоссальное унижение, начавшееся в 1989 году, армия не хотела быть разменной в руках политиков. Чего стоило то обстоятельство, когда даже в Москве в то время на службу офицеры приходили в гражданской одежде, а в служебных кабинетах переодевались.

Август 1991 года стал кульминационной точкой, когда лозунг "Народ и армия едины" из простого призыва и идеологической констатации подтвердился на практике. Среднее офицерство в то время хотело того же, чего и весь народ, – перемен.

Ни преступниками, ни предателями, а тем более негодяями члены ГКЧП не были. У каждого из них были свои заслуги перед страной, каждый из них был патриотом.

Но они не были политиками, вся восьмерка ГКЧП представляла высшую советскую номенклатуру. Их жизненные орбиты, за десятилетия превратившиеся в "спецжизнь", не пересекались с жизненными орбитами основной массы людей. Они думали, что знают и понимают общество.

Очень многие восприняли их поступок как желание сохранить личный высокий номенклатурный статус и обеспечить беззаботную жизнь своим близким на несколько поколений вперед. У всех был один и тот же вопрос: "А где вы все были раньше? Очухались, когда припекло?"

Откровением для членов ГКЧП стала огромная поддержка населением Горбачева, при том что популярность его на тот момент в СССР стремилась к нулю. Почему? Все очень просто. В публичной политике важно не только что сделано, но и как сделано. Даже самые добрые политические намерения, если их реализовать исподтишка, из-за угла, всегда вызывают вопросы и сомнения.

Три августовских дня стали поражением для всех. Обе противоборствующие стороны сошли с политической сцены – как противники Горбачева, так и его сторонники. Все понимали, что наступило новое время. Каким оно будет, не знал никто. Все ждали и надеялись, что оно будет светлым и безоблачным, а временные трудности будут краткосрочными и безболезненными.

Жизнь показала, что это был самообман. Проигравшими оказались все. Это стало самым большим разочарованием для нескольких поколений людей, для которых день 19 августа 1991 года разделил их жизнь на "до" и "после" и для которых цифра 19 в дате дня и зеркальность цифр года до сих пор остается неким сакральным символом и испытанием, которое пришлось на то время.

P. S. Много лет спустя в Москве я слушал Михаила Сергеевича Горбачева. Многословность бывшего руководителя СССР уже не раздражала. Глядя на него, я подумал, каким нужно было быть феноменальным политиком, какой нужно было обладать властной интуицией, чтобы в вице-президенты подобрать Геннадия Янаева, а министром обороны назначить Дмитрия Язова. Макиавелли отдыхает…