В колонии человек лишается не только свободы. Он лишается еще и своей индивидуальности.
Старший инспектор группы психологического обеспечения управления организации исправительного процесса Департамента исполнения наказаний Беларуси Светлана Адаськова ранее проходила службу в качестве психолога в женской исправительной колонии №4 Гомеля. И что такое "одиночество в толпе", которое испытывают многие осужденные, знает не понаслышке.
О своих бывших подопечных она говорит с пониманием и даже некоторым теплом. Несмотря на то что знает многие подробности преступлений от них же самих.
Проект Sputnik "Изнанка профессии" – о той части простой и сложной работы, которую не увидеть обывателю. И пусть профессионалы сами рассказывают о невидимой стороне своей работы, без наших комментариев.
Профессиональный интерес
По образованию я психолог, магистр психологических наук. В прошлом году поступила в адъюнктуру Академии МВД, начала работать над диссертационным исследованием на тему: "Психологическая структура и содержание Я-концепции женщин, осужденных за убийство".
В моей жизни это третье и осознанно выбранное образование. По первому я железнодорожник. Потом поступила в гомельский университет на исторический факультет, одновременно обучалась по специальности "Психология". Сначала работала преподавателем истории, после получения психологического образования – психологом, преподавателем психологии.
Почему начала работать к осужденными? Я задавала сама себе много раз этот вопрос. Не могу сказать, что мечтала стать психологом для осужденных, просто так сложилось.
Службу в системе МВД начала в должности психолога в женской колонии №4 в Гомеле. Я сама родом из Гомеля и более 20 лет прожила напротив этого учреждения. Когда у меня появилась возможность туда устроиться, я как-то не задумывалась. Всегда знала, что это за учреждение, и никакого страха не испытывала. Плюс профессиональный интерес: мне казалось, что многое могу там получить для своего профессионального развития.
Я есть в этом мире?
Когда ты работаешь, ты не помнишь, что перед тобой осужденный. Ведешь группу, разговариваешь, консультируешь. Встает осужденный, начинает надевать верхнюю одежду. И происходит возвращение в реальность, вспоминаешь, где ты и кто перед тобой.
Терапевтическое пространство, оно не делит людей на осужденных или сотрудников. Тут скорее идет обращение к личности. Главное – проблема, с которой человек пришел.
Психологическая служба мало похожа на остальные службы исправительного учреждения. В мероприятиях, которые не имеют отношения к психологическому обеспечению (обысковых, досмотровых, связанных с принуждением), психолог не участвует.
Все-таки нас воспринимают больше как тех, кто помогает и поддерживает. Для осужденных мы, скорее, родительская фигура – хорошей мамы или хорошего папы, к которым можно прийти и побыть слабым. Поэтому и относятся к психологам позитивно.
К нам приходят, когда очень плохо или очень хорошо. Да-да, поделиться хорошими новостями, как это ни странно, к нам тоже приходят: замуж выхожу или внук родился, или свидание скоро с мамой.
99% проблем, с которыми приходят осужденные, – отношения с самим с собой. Обращаются по вопросам адаптации. Второе – эмоциональное состояние. Чувства одиночества, депрессии, тревоги. Есть такой феномен, как "одиночество в толпе" – когда вокруг тебя людей вроде бы много, но ты не можешь предъявиться, когда нет возможности просто сказать и быть услышанным, увидеть, что тебя слышат, что тебе говорят что-то в ответ.
Если углубиться в психологические аспекты, то люди обращаются к нам не столько, чтобы выговорится, как для того, чтобы понять, что они есть. Потому что человек в условиях колонии растворяется в толпе: одинаковая одежда, одинаковые условия жизни, одинаковые дни – один за одним...
Когда осужденный встречается с психологом, он как бы возвращает себе себя.
Мое, личное
В колонии другая жизнь. Те вещи, которые на свободе воспринимаются как само собой разумеющиеся, там они очень ценны.
Меня всегда поражало, как осужденные соблюдают правило конфиденциальности. Согласно профессиональной этике, как психолог я обязуюсь те вещи, которые услышу на консультации, если это не навредит ни клиенту, ни окружающим, хранить в тайне. При групповой терапии и индивидуальной работе осужденные это правило соблюдают также.
Бывает, что группа возвращается в отряд, и остальные не понимают, что они делают у психолога. Потому что их состояние изменилось, настроение изменилось. "Чем вы там занимались?" – их спрашивают. А они отвечают: "Это конфиденциальная информация".
Когда у тебя в отряде лишь немного личных вещей, а остальное все на виду, это право на конфиденциальность как-то очень оберегается.
В изоляции осужденные начинают острее чувствовать близость, важность отношений с родными. У многих на расстоянии эти отношения налаживаются. Бывает, что вступают в брак в колонии. А те, кто решил развестись, неожиданно сходятся.
В гомельской женской колонии есть дом матери и ребенка. Были случаи, что женщина на свободе, будучи замужем много лет, не могла завести ребенка, а когда попала в исправительное учреждение, через месяц после свидания с мужем узнавала, что в их семье будет пополнение. Таких примеров знаю не один.
Я не убивал
Наш мозг, чтобы мы с ума не сошли, в критические моменты нашей жизни выстраивает линию защиты. Забывание, отрицание, вытеснение событий… Поэтому многие отрицают свою вину.
У осужденного выстраивается четкая картина содеянного, которая, как правило, направлена на защиту собственной личности. Далеко не всегда люди намеренно врут или преуменьшают вину. Осознание происходит поэтапно. И организм сам решает, сколько доступно к осознаванию.
Самые глубокие и сильные переживания по поводу совершенного преступления чаще всего у тех, кто совершил убийство.
Женщины, осужденные за убийство своих партнеров, говорят о том, что их пугает та неизвестная часть их личности, которая проявилась в момент преступления. С одной стороны, они ощущают потребность узнать ее, хотя бы для того, чтобы установить над ней контроль и исключить ее проявление вновь. С другой – страх того, что она опять вернется. Скорее, это осознание того, что я могу быть не только хорошим, что я могу допустить убийство.
Для кого-то жизнь в колонии – это сформированный образ жизни, где все привычно и понятно.
Психологически возвращение осужденных в исправительное учреждение после освобождения можно объяснить тем, что у неоднократно судимых не сформирован навык правопослушной жизни.
Совсем не желание совершать преступления правит человеком, а привычка подобной жизни, и, конечно, социальное окружение, в которое осужденный возвращается после освобождения, играет огромную роль.
Слово "осужденный" в голове
Психологическая служба работает по многим направлениям. Одно из них – работа с вновь прибывшими. Тут уже не действует заявительный принцип. Мы работаем со всеми, кто прибыл в учреждение в обязательном порядке. Во время беседы психолог проводит диагностику, выявляет черты характера и склонности человека, которые повлияют на особенности его поведения и общения в коллективе осужденных.
Психолог обязательно работает и с теми, кто освобождается. У них тоже есть определенные страхи. Например, не справиться со свободой, ведь все аспекты жизни в колонии строго регламентированы распорядком дня – от трудоустройства до бытовых вопросов и свободного времени. В связи с чем теряется навык самостоятельной жизни в обществе.
У многих возникает тревога – удастся ли организовать свою жизнь на свободе. Плюс страх осуждения соседей, родных, вообще окружающих. Часто осужденные спрашивали: "Как я буду идти: все же видят, что я осужденная". Иногда даже моделируем ситуацию, как человек будет выходить из здания колонии, объясняем, куда нужно повернуть, как пользоваться транспортом, как купить талончик. Акцентируем внимание на том, что каждый человек на улице занят своими проблемами и мало интересуется жизнью других, настраиваем, что это только внутри, в голове это слово – "осужденный".
Я больше не могу
Женщины эмоциональны. И это оказывает значительное влияние на специфику работы с ними.
Если осужденные мужчины более структурированы, немногословны, то женская колония – это шквал эмоций, шквал страданий. Там это прямо физически ощущается.
Эмоциональные переживания, связанные с совершенным преступлением, у каждой женщины проявляются индивидуально.
У меня в практике был случай, когда женщина перестала разговаривать. Она настолько сильно испытывала переживание собственной вины, что впала в некую эмоциональную "кому": ходила, кушала, но делала это очень медленно, будто автоматически. Все ее внешние эмоциональные проявления стремились к нулю. У нее что-то спрашиваешь, она не отвечает, практически не реагирует на окружающую ее обстановку и людей.
Я попросила других осужденных приводить ее ко мне на групповые тренинговые занятия, во время которых она присутствовала физически, но эмоционально в работу не включалась. Просто смотрела куда-то в пол или в сторону. Никаких реакций на происходящее не проявляла. Через некоторое время, после нескольких месяцев работы, у меня случился шок, когда на занятии она эмоционально отреагировала на то, что я не обратила на нее внимания: "Ну и ладно больше к вам не приду!". Я поняла, что она готова идти дальше.
И вскоре все действительно стало меняться. Она начала набирать вес, обращать внимание на свою внешность, стала более внимательно относиться к тому, как выглядит. Написала дочке, с которой несколько лет не общалась, и та ей ответила, прислала фотографию и написала, что очень обрадовалась.
Раньше осужденная не хотела поддерживать отношения с родственниками, на письма не отвечала, от предоставленных свиданий отказывалась. Она менялась на глазах: с нетерпением ждала каждого свидания с ними и с радостью делилась изменениями, происходившими в ее жизни, на каждой консультации. Те, кто осужденную давно не видел, просто ее не узнавали. Для меня это было каким-то чудом. Как она сама говорила: "Я стала радоваться жизни, хотя никогда не думала, что это возможно".
Когда человек говорит о том, что не хочет жить, чаще всего это означает: послушайте меня, я хочу поговорить, я не могу быть один. То есть причина совсем не в том, что кто-то не хочет жить. Причиной подобных высказываний могут послужить любые мелкие житейские неурядицы, значение которых людям в целом свойственно преувеличивать.
Следствием чего являются очень сильные переживания и ощущение того, что их уже невозможно выдерживать, и тогда возникает мысль: "Я больше не могу".
Задача психолога в таких случаях исключить "туннельность видения" ситуации, когда человек думает, что у него есть только один выход. Нам необходимо показать, что этих выходов гораздо больше.
И когда во время консультации приходит осознание того, что есть несколько вариантов решения проблемы – состояние меняется и настроение меняется, и, как следствие, мысли становятся тоже более позитивными.
Я сам себе психолог
Во время консультаций не раз приходилось слышать подробности преступлений. Не скажу, что это легко дается. Есть какие-то рассказы, которые трогают струнки души. Отрицать не буду…
Конечно, у психологов свои методы, чтобы снять напряжение. Первый – работа на работе. Второй – профессиональная поддержка коллег-психологов. Супервизия, или просто разговор с психологами, которые с тобой говорят на одном языке. И третий момент – это постоянное обучение и самосовершенствование. Прохождение специальных курсов, подготовка по различной проблематике в различных отраслях психологии. Мне понравилось такое выражение, что психолог как программист: если перестанешь самосовершенствоваться, наступит затор в работе. То есть невозможно окончить университет и быть психологом. Чтобы быть здоровым, помогающим психологом нужно постоянно совершенствовать свои профессиональные компетенции.
Что касается колонии как места работы… Со временем становится привычно работать в этих условиях. Я чувствовала себя достаточно комфортно, как бы это страшно ни звучало.
Конечно, далеко не все готовы идти к психологу. Как и в условиях свободы, психологическая помощь – занятие элитарное. Это не для масс. Потому что, к сожалению, не готовы люди признавать, что у них есть психологические проблемы.
Еще это связано с тем, что долгое время существовал стереотип о том, что психолог лечит психов. Сейчас ситуация изменилась. Я общаюсь с коллегами, которые работают в условиях свободы в частной практике, по их опыту могу сказать, что оказание психологической помощи стало уже более востребованным.
Да, приходится слышать от осужденных: "Я сам себе психолог". В бытовом плане, конечно, каждый сам себе психолог. Плюс можно получить поддержку со стороны друзей, родных. Тем не менее, у психолога есть специальные знания, которые позволяют посмотреть на ситуацию не со стороны мамы или подруги, а стать в метапозицию и увидеть объективно, что происходит в реальности.
Читайте также:
- Изнанка профессии: машинист метро, который всегда видит свет в конце тоннеля
- Изнанка профессии: балерина, которая прощает спящих зрителей
- Изнанка профессии: дегустатор алкоголя, которой завидуют друзья
