Василий Винный, специально для Sputnik.
Книги — неотъемлемая часть жизни человека. И их уровень зависит от степени развития личности. Зона — это возможность благодаря чтению хорошенько себя "прокачать" в образовательном и культурном планах. Не знаю, насколько возможно перейти на качественно новую ступень развития, но улучшить то, что уже есть, — реально.
Читают все!
Чтение в зоне было популярнее телевизора и даже игр. Читали практически все и всё. Библиотека в колонии, следует отдать должное, была неплохой. Иногда там попадались очень интересные книги, хотя хватало и средненького советского…
Практически все серьезно читающие заключенные "загоняли" (просили прислать или как-то сами протаскивали) в зону книги. Естественно, прочитав и передав знакомым, они, если книги не терялись где-то на руках, несли их в библиотеку. Потом их читал библиотекарь и решал, выкладывать книги для общего доступа или же только для "своих".
Я был в хороших отношениях со всеми библиотекарями, и поэтому у меня собралась целая сумка интересных, современных (и не очень) книг по абсолютно разным тематикам: от лингвистики до магии и философии. Кроме того, я "загонял" книги из собственной библиотеки. Поэтому многие зеки шли сразу ко мне. Некоторые издания не возвращались, но я тоже не спешил отдавать интересные книги хозяевам в надежде на то, что те о них забудут. В итоге я пришел к выводу, что нужно записывать, кому я давал чтиво и у кого его брал.
Рассказывали, что один из кандидатов в президенты, попавший в тюрьму, "загнал" очень хорошую библиотеку в зону, но, к сожалению, в первый отряд, где сидел сам (отряд хозобслуги, всегда немного отделенный от других). Конечно, зеки протоптали и туда дорогу, но это было связано с большими трудностями.
Немного сала книгам не повредит…
Несмотря на всеобщую любовь, многие смотрели на книги легко. В основном, это были мужики попроще, предпочитавшие Донцову или любовные романы. Они не понимали пиетета, с которым относились к книгам зеки, любящие серьезную литературу. Беря издания в библиотеке, можно было увидеть на них следы от кружек с чаем или ножа и жирные пятна от сала и колбасы. Становилось понятно, что для некоторых книги — это не источник мудрости человеческой, а предмет быта, такой, например, как доска для резки или крышечка для кружки. Причем Донцовой не накрывали, а брали для этих целей более серьезную литературу, которую не понимали.
Это была еще одна причина, по которой мы старались не отдавать книги в библиотеку: знали, как велика вероятность того, что их могут "убить".
Сермяжный философ
Почему они поступали так с научно-популярными, философскими книгами и изданиями по психологии? Скорее всего, по той же причине, по которой "недалекие" люди не могут спокойно воспринимать то, что им непонятно, и потому же, почему многие пытаются заниматься вещами, в которых абсолютно ничего не смыслят.
В обоих случаях человек хочет завладеть непонятным, чтобы стать его хозяином, но, не сумев вникнув в суть, уничтожает, чтобы хоть таким примитивным способом доказать свою силу.
Когда резали сало на трудных для себя книгах, то и не скрывали своего неприятия их смысла. Однако писать на темы, в которых абсолютно не разбираешься, — это нечто другое, это желание "подмять под себя" проблему, не изучив ее основ, и показать, что поверхностного знания вполне достаточно для освоения глубин.
Я в зоне знал человека, который, перечитав Ошо, Кастанеду и прочую популярно-сложную литературу, решил, что овладел знанием, и написал книгу по философии.
Ну, как написал… Писать он мог только с ошибками, поскольку окончил девять классов, и то плохо. А то, что он мог и хотел сказать миру, не тянуло на интеллектуальные откровения даже местечкового характера. Но он очень долго отсидел, много прочитал, что-то у него в голове щелкнуло, и Миша (назовем его так) выдал написанную с ошибками компиляцию из цитат Ошо и прочих популяризаторов философии за авторский текст. Несмотря на то, что он относился к своему произведению с нежностью и в лагере его просматривали несколько человек, Миша успел отправить книгу в какое-то издательство и на полном серьезе собирался после освобождения добиться публикации своего бессмертного опуса. У меня язык не повернулся сказать, что этого делать не следует. И ни у кого не повернулся…
Поделись Кантом с ближним своим
Были парни, которые не стремились писать, но очень хотели читать что-то умное. Однажды, когда я очень медленно и с уважением читал Иммануила Канта, к нам в "спальню" зашел молодой парень и попросил на пару недель почитать великого философа.
Усомнившись, я напомнил о том, что у него были проблемы с окончанием средней школы. Но он ответил, что прочел уже пару книг по психологии и не видит особых трудностей в постижении классической немецкой философии.
Несколько раз, заходя к нему в спальню, я видел, как этот парнишка спит в обнимку с Кантом. А через неделю хлопец вернул мне книгу со словами, что Иммануил писал всякую непонятную ересь. Я спросил, а сколько же он прочитал, чтобы прийти к столь замечательному выводу? И он на полном серьезе ответил: много! Только через десять минут допроса с пристрастием выяснилось, что прочел он десять страниц, из которых ничего не понял.
Потом я слышал от нескольких человек, что Витя рассказывал: прочел Канта, но ничего сверхординарного в нем не нашел!
Маркиз де Вертолет
Попалась мне книга Маркиза де Сада, которую читали в основном как эротическое произведение. Она ходила по рукам именно у читающей "элиты" нашей зоны.
Я тоже отметил ее прекрасное сексуальное содержание. Но в книге была, как мне показалось, еще одна мысль, которую Маркиз обыгрывал именно на противопоставлении жесткому эротическому контексту. Это были проходящие красной нитью через все произведение разговоры о Боге и прочие теософские размышления — основа многих теорий миропонимания времен де Сада.
Находясь под впечатлением от прочитанного и своих открытий, я дал книгу Толе Вертолету… Он прочел.
Естественно, никаких рассуждений о Боге Вертолет не заметил, но зато в разговоре с нашими общими знакомыми рассказал, что я дал ему книгу про гомосексуалистов, где все занимаются нездоровыми видами секса. После этого случая я зарекся давать ему вообще какие-либо книги.
Побывав в зоне, я пришел к выводу: никто из книголюбов, сколько бы они ни читали, не смог выйти за те рамки мышления, в которых жил и к которым привык. Все книги, которые они встречали, ложились в фундамент их мировоззрения, укрепляя и расширяя его, но не изменяя. Видимо, для пересмотра своих взглядов нужен был серьезный "плацдарм", опираясь на который, книги смогли бы укрепить и завершить процесс духовного совершенствования человека. И этот "плацдарм" — внутреннее желание меняться. Желание, к сожалению, отсутствующие у многих людей…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
