Заведующий кафедрой реаниматологии и анестезиологии Гродненского медицинского университета доктор медицинских наук Руслан Якубцевич — непосредственный участник борьбы с первой волной коронавируса в нашей стране, проведший все это время в "красной зоне" отделения реанимации. Он рассказал, как белорусская медицина справлялась с этой вселенской бедой, унесшей более миллиона жизней во всем мире.
– Руслан Эдвардович, у многих ситуация с коронавирусом вызвала ощущение неизбежности и бессилия перед инфекцией. Есть ли у вас, как у врача, профессиональное объяснение этому феномену?
– COVID-19, так сокращенно принято называть новый вирус, это тяжелая инфекция, она протекает по особому типу и не похожа ни на один из ранее известных гриппов. Особенность этой инфекции в том, что она поражает как людей, страдающих хроническими заболеваниями, так и людей, которые их не имели. Летальность от COVID-19 очень высокая – пять процентов от общего числа заболевших, это общемировая статистика. Я, как реаниматолог, имел дело с критическими ситуациями, смертность от коронавируса в реанимации у нас была также в пределах мировой статистики – 25 процентов больных от общего числа попавших в реанимационное отделение мы спасти не смогли. Но с аппаратов искусственной вентиляции легких мы "снимали", как это принято говорить, больше половины пациентов – это высокий показатель по мировым меркам.
– Какие методы лечения вы и ваши коллеги использовали при лечении коронавируса?
– Лечение у нас, как и во всех странах, боровшихся с пандемией, было экспериментальным. Каждый пациент давал письменное разрешение. Начинали мы с использования препарата гидроксихлорохин. Этот метод лечения с самого начала применялся во всем мире. Препарат используется при лечении малярии. Хотя лечение в этом случае носит комплексный характер, стопроцентного эффекта добиться нам не удалось.
Все время мы были в постоянном контакте, прежде всего, с китайскими и итальянскими врачами и обменивались с ними протоколами лечения. В результате этого взаимодействия второй метод лечения, который мы стали использовать, – это применение гормонов – глюкокортикоидов. Из этой группы гормонов мы использовали два гормона – дексаметазон и метилпреднизолон. Эффективность этих препаратов была значительной, порядка 80-90 процентов. Эти препараты недорогие.
Критическим моментом при лечении коронавируса для нас был момент, когда у наших пациентов развивается "цитокиновый шторм". Цитокин – это медиатор воспалительных процессов. Как его можно заблокировать? Мы связывались с китайскими и итальянскими врачами, которые при "цитокиновом шторме" использовали препарат тоцилизумаб. Он достаточно дорогой, стоит несколько тысяч долларов, но дает неплохой эффект для блокады "цитокинового шторма". Чтобы не было никаких спекуляций по поводу финансовых вопросов при столь дорогом лечении, замечу, что никаких ограничений при назначении тоцилизумаба при лечении у нас не было. Все оформлялось решением консилиума врачей в оперативном режиме и без проволочек.
А после этого, когда у нас появилась уверенность, что с тяжелыми реанимационными больными мы вышли на некое плато, когда стала ясна природа и динамика воздействия этого препарата на организм, мы предложили альтернативу. Суть ее заключалась в том, что организм пациентов очищался от цитокинов с помощью гемосорбции через наш отечественный препарат гемосорбент. Я профессионально владею данной темой по той простой причине, что это одна из частей моей докторской диссертации, но не применительно к коронавирусу, а применительно к сепсису. Мы смогли получить максимальный охват пациентов, которым нужно было заблокировать "цитокиновый шторм". Для всех нас эффект от применения гемосорбента был удивительным – в течение часа у пациентов сатурация, то есть насыщение крови кислородом, увеличивалась на 15-20 процентов.
– К чему готовиться поздней осенью и зимой? Европейцы готовятся ко второй волне эпидемии. Будет ли она?
– На этот вопрос ответа не знает никто. Ясно только то, что инфекция пока никуда не ушла, она только притаилась. Мы недостаточно знаем о глобальном иммунитете. Нужно привыкать жить в новых обстоятельствах, носить защитные маски, чаще мыть руки, быть предельно собранными. Я возлагаю большие надежды на российскую вакцину, разработанную российскими военными медиками. Многими как-то подзабыта история советской медицины. А ведь это было очень непростое время для медиков в плане эпидемий. Борьба с ними, достаточно успешная, велась в СССР практически весь ХХ век, в том числе и за пределами нашей некогда общей страны. Накоплен колоссальный опыт, а фундаментальные исследования в этих вопросах никуда не делись. По этой причине я не стал бы скептически относиться к тому, что анонсировано российскими специалистами.
– Как вы думаете, когда-нибудь люди поставят памятник коронавирусу, как поставили чуме?
– Я видел много памятников чуме во многих европейских странах. Самое большое впечатление на меня произвела "Чумная колонна" в Вене. Но для меня это памятник не чуме, а выжившему человеку. А памятник коронавирусу со временем будет поставлен, но только не коронавирусу, а врачам, победившим эту болезнь.
Читайте также на Sputnik:
- Спутник V: принцип действия российской вакцины от COVID-19
- Российскую вакцину от коронавируса в Минск уже привезли, она в холодильнике
- ВОЗ: число жертв COVID-19 может увеличиться до 2 млн человек
