Как напоминает колумнист Sputnik Руслан Васильев, по итогам спринтерских гонок в пресловутую "игру в догонялки" пробились пять белорусских биатлонистов: Динара Алимбекова, Ирина Кривко, Елена и Ирина Кручинкины, а также Владимир Чепелин.
Но, разумеется, наиболее весомые шансы отличиться сохранились у олимпийской чемпионки в эстафете Алимбековой, которая в пятницу дебютировала в Эстерсунде и сразу заняла 13-е место, установив личный рекорд в карьере. Хотя, похоже, у Динары свои пикантные отношения с "чертовой дюжиной", о чем она и рассказала при нашем общении в субботу, также ответив на вопросы о самочувствии и тех физических, эмоциональных затратах, что пришлось понести в спринте.
Об отношении к личному рекорду
– Больше всего меня порадовала собственная чистая стрельба. Ни одного промаха в то время, как многие сильные соперницы имели серьезные проблемы на огневых рубежах – это, конечно, приятный итог спринта. Но полного удовлетворения старт в пятницу у меня не вызвал. Напротив, была очень расстроена своим состоянием и лыжным ходом.
– Может, причина в качестве трасс, на что многие жалуются? Дескать, шведы плохо их готовят.
– Наверное, все познается в сравнении. Предыдущие соревнования – чемпионат Европы – прошли у нас в Раубичах, и скажу прямо: домашние белорусские трассы были гораздо более качественными, несмотря на перепады погоды. А тут вроде мороз, а все превращается в кашу. Много неровностей, много падений, выглядящих странно, если не сказать глупо. А все потому, что надо следить за каждым отталкиванием, за тем, чтобы не выскочить из лыжни. Камней, к счастью, на трассах нет. Здесь уже выпало много свежего снега, и он продолжает ежедневно подсыпать.
– Кстати, об осадках. Вам повезло быстро уйти в гонку под 14-м номером?
– Меня заявили во вторую группу, что меня действительно порадовало. Но тут увидела, что в первой всего-то десять человек, а мы ожидали снегопада. Уже расстроилась, опасаясь, что придется бежать по целине. Потом опять успокоилась, сказав себе, что ничего изменить нельзя, надо выходить и просто бороться. До конца, изо всех сил. Снег, кстати, меня услышал. Он шел на утренней тренировке, но к пристрелке и обкатке лыж уже закончился.
О самочувствии
– Но вы ведь вообще могли не выйти на старт спринта? Из-за случившегося пищевого отравления?
– На самом деле чувствовала себя ужасно. В день спринта проснулась и сразу поняла: живот еще болит. Пообщалась с тренерами. Приняли решение, что надо все-таки пробовать, выходить на утреннее занятие. Меня попросили сделать ускорение, и я поняла, что будет очень тяжело. Поэтому пришли с Василием Лещенко к следующему совместному решению: если совсем прижмет, будем решать, целесообразно ли мучиться. В итоге сама сказала "да", хотя, конечно, сомнений хватало. Не зря.
На том же третьем круге вся моя лыжная техника развалилась, как бы мне ни подсказывали, как бы меня ни подбадривали. Буквально "умирала". Очень плохое самочувствие на последнем круге. Вспомнились юниорские годы, когда приходилось очень тяжело, а я сама ничего не могла поделать. Вот и сейчас только понимала, что проигрываю сама себе на каждом метре, при каждом отталкивании, которые уже превратились в фикцию.
Если на первых кругах работала "под каждый шаг", "через шаг", то сейчас тащусь "горным вариантом". Поэтому финишным кругом осталась очень недовольной. Тем более что на чемпионате Европы в Раубичах у меня, несмотря на скомканную из-за операции летнюю подготовку, появились позитивные ощущения. Я быстро разгонялась, чтобы успешно терпеть до конца. Те же отталкивания не теряли энергии. А здесь тело совсем не слушалось. Ноги повторяли движения за лыжами, а надо все-таки наоборот.
– А какое у вас сейчас самочувствие? Да и как вы питаетесь? Слабеть же нельзя.
– В первую очередь мы с Ириной Кривко – еще одной жертвой отравления – решительно отказались от той капусты, на которую, в принципе, и грешим. К салатному столу, естественно, не подходим вовсе. Стараемся подпитывать силы теми же спагетти, а вот к мясу пока не особенно рвемся. Рыбу дают нечасто, но вот как раз на ужине после спринта она была.
О стрельбе и суевериях
– Признайтесь, в том, что вы стреляли "лежку" по 14-й установке, была доля суеверия? Ведь пристрелка происходила по 13-й.
– Признаюсь, была. Однако Лещенко пояснил, что можно использовать три установки, на которых схожие ветровые условия: 13, 14 и 15. Главное – не лезть вперед, где свой ветер. Приехав на "лежку", оценила порывы. Поняла, что надо стрелять либо по 13-й, либо по 14-й установке. Но "чертову дюжину" проигнорировала. Есть у меня негативный опыт в чешском Нове-Место-на-Мораве. Решила, что лучше сделать маленькую поправку – один щелчок. Да и то ради внутреннего успокоения. Получилось обойтись без промахов, а 13 – не моя цифра.
– Но при этом показали 13-й результат, а значит, в преследовании это ваш номер!
– Ирония судьбы.
– Про "стойку". Она показалось очень смелой, хотя, вроде, вы задержали пятый выстрел.
– Паузу я действительно сделала. Оправданную. Дело в том, что у меня много "психологических промахов" – либо первым, либо последним выстрелом. Как на тренировках, так и в ходе соревнований. И на "лежках", и на "стойках". Вроде уверена, что попадаю, и собираюсь уже убегать, но тут выясняется, что недоработала и мишень не закрыта. Скажу честно: от Василия Михайловича мне за это много и часто доставалось.
– Лещенко достучался?
– Получается, да. По крайней мере, в ходе стрельбы у меня было решение продолжать работать в своем темпе с хорошей вероятностью успеха и в этом случае. Однако я себя сдержала, решив основательно подготовить заключительный выстрел, чтобы тренер остался доволен.
– Что скажете о ветре Эстерсунда?
– Если сравнивать с тренировками в Раубичах, то у нас дуло значительно сильнее, причем серьезными порывами. В Эстерсунде пока, в принципе, рабочий ветер, позволяющий решать снайперские задачи, чему мой пример и является доказательством. Кстати, я здесь в первый раз и, наслушавшись рассказов старожилов, ожидала, что будет намного сложнее. Но пока получалось неплохо попадать и на тренировках. Значит, "читаю" местный ветер. Посмотрим, что будет дальше.
