Василий Винный, специально для Sputnik.
Многие зеки, поднявшиеся на вершины зоновской иерархии, на свободе ничего из себя не представляли, а большинство из них вообще были пьяницами. И вот, попав "за решетку", отойдя от алкоголя и добившись определенного положения, они захотели быть красивыми. Я обратил внимание на определенную закономерность: зеки, у которых было приличное положение на свободе, очень спокойно относились к своему внешнему виду, те же, кто попал в колонию, скажем так, из неблагополучной среды, начинали крайне ревностно следить за своим внешним видом и тратили большие деньги, каждый сезон меняя себе робы и телогрейки на более модные.
Такой стайл
Заключенные должны быть одеты по определенному образцу: костюм, называемый робой, состоящий из клифта (пиджака) и штанов, рубашка (черная), ботинки, называемые "козлами", и феска (что-то наподобие кепки). Зимой надевают телогрейки, а вместо фесок носят зимние шапки. Как бы и все. Когда я заехал в зону, "положняковая" одежда (та, которую выдают бесплатно) была ужасна: фески — с кривыми козырьками, набитыми тканью, у робы были слишком длинные рукава или штанины, заменитель кожи в "козлах" — будто пожеван. Кроме того, одну пару обуви приходилось носить по несколько лет в течение всего года. Т. е. и в жару, и в тридцатиградусный мороз зек должен был ходить в тонких ботинках, сделанных из кожзама. Робу же меняли, насколько я помню, раз в год, а телогрейку не чаще одного раза в два или три года. Но, несмотря на подобные "нормативы", "положняк" изнашивался гораздо быстрее. По факту, после первой стирки он терял цвет, усаживался и обвисал на человеке так, что казалось, будто этот костюм носили не один год, "а он все как новый". Как говорили зеки, робы в нашей колонии шились из дешевой мешковины. Не знаю, насколько это соответствовало действительности, но точно знаю, что ткань была ужасного качества, просвечивалась, и поэтому в "положняковых" костюмах хорошо было в жару: они насквозь продувались.
Как только приходили холода, зеки, у которых не было возможности заказать себе робу "со стороны", начинали страдать. Конечно, всем желающим выдавали нательное белье, которое, якобы, должно было согревать зимой. Но проблема в том, что оно было из такой тонкой и грубо сотканной ткани, что сквозь новое нательное белье можно было читать. С телогрейками — такая же беда: тонкая ткань, набитая в один слой ватой. Если бы вдруг нашелся воображаемый зек, который, сойдя с ума, решил бы одеваться так, как было изображено на плакатах, причем в ту одежду, которую ему выдала милиция, то, думаю, он бы умер от холода в первую же зиму.
Поэтому все заключенные, попадая в зону, сразу же старались, по мере своих сил, добыть себе любую, только не "положняковую" одежду. И либо им передавали костюмы и телогрейки с воли, либо они заказывали их у зеков, работавших на "швейке". В этих робах была другая проблема: они шились из синтетики, и поэтому в жару зеки, у которых не было черных рубашек, просто парились в костюмах. Но красота была важнее, да и сколько того лета? В конце концов, в Беларуси гораздо больше холодных дней.
Вообще, если судить по тому, какую одежду выдавали в зоне, она была рассчитана не на то, чтобы одеть человека, а лишь на то, чтобы привести весь разношерстный контингент колонии к "единообразию" – любимому принципу милиционеров.
Все едины
С принципа "единообразия" начинались многие беды в колонии. Милиционерам очень хотелось, чтобы все и все были похожи. Доходило до того, что перед проверками заставляли все окна в отряде одинаково занавешивать, повторяя, чтобы все было единообразно.
Точно так же и с одеждой. Была форма, которую нужно было носить определенным образом. Все это, на мой взгляд, — издержки военщины, которая преследует человека от рождения и до самой смерти. Точнее, даже не военщины, а воспитания "человека системы", начиная с подъемов и отбоев в детских лагерях и круглосуточных садах и оканчивая распорядком в домах престарелых. Конечно, можно бесконечно спорить о том, нужно ли человеку подобное ограничение свободы воли, и не прийти к единому мнению. В зоне эти вопросы решались просто: отдавались приказы, которые нужно было исполнять, т. е. все было построено так, чтобы максимально выбить из человека индивидуальность. Поэтому и уделяли такое внимание одежде.
Обувь, например, существовала "положенного образца" и "не положенного образца", и грань между ними была тонкой. Иногда из двух пар почти одинаковых ботинок одни пропускали в посылке, а вторые – нет. Так же и с одеждой: у милиционеров были какие-то директивы, которые накладывались на их личное восприятие приказов, желание выслужиться и отношение к заключенному, поэтому некоторые зеки ходили в том, что другим было запрещено. Но даже разрешая что-то сверхординарное, охранники следили, чтобы оно не сильно выделялось на общем фоне, поскольку любое отличие не должно было выходить за общие границы положенного.
Поэтому со стороны все робы, ботинки, телогрейки и рубашки выглядели сплошной темной массой, и лишь сами зеки и их охранники видели мелкие различия, благодаря которым можно было отличить состоятельного зека от бедного и "козла" (заключенного сотрудничающего с администрацией, у которого больше привилегий, в том числе и в одежде) от обычного мужика. И зеки эти различия ценили и старались, чтобы их заметили все окружающие.
Сшей мне, "швейка", брюки помоднее
Самыми популярными робами и телогрейками, которые могли прислать с воли, были "Стецкевич". Спецодежда этой фирмы относительно презентабельно смотрелась, хорошо носилась и ее без проблем можно было передать в любую зону. Среди зеков даже ходила легенда о том, что владелец фирмы сам в свое время отсидел в зоне и прекрасно знает, что в колониях нужно. Поэтому в нашем лагере в "стецкевичах" ходила добрая половина заключенных, название этой фирмы стало именем нарицательным, с ее робами сравнивали то, что шили зеки на "швейке" (цех по пошиву одежды).
Зеки, умевшие шить и работавшие на "швейке", были на вес золота. Они не сидели без подработки. Заключенные постоянно шли в швейный цех с заказами на пошив фесок (летом это был самый ходовой товар, поскольку многие считали, что их нужно менять каждый год, причем постоянно носили новые фасоны), костюмов, телогреек, шапок, просто повседневной одежды. Основная сложность заключалась в добыче ткани – ее просто крали. Конечно, были заключенные, которые официально получали ткань в посылке от родственников и потом так же официально, оплачивая через "отоварку" (зоновский магазин), шили себе костюм, но это стоило дороже, да и мастера на "швейке" пытались "впарить" однотипные робы. Сшитые чуть качественнее, чем "положняк", но все равно плохо. Конечно, если были хорошие связи, то и официально получалось сшить то, что человек хотел, но это было сопряжено с гораздо большими трудностями, чем неофициальный заказ костюма.
В зоне были, так сказать, топовые "модельеры", которые не брались обслуживать всех подряд, и обычные портные, принимавшие заказы у большинства. Конечно, найти подход нужно было ко всем, поскольку никто не хотел рисковать и связываться с кем попало, ведь, не ровен час, могли и настучать. Поэтому шили, в основном, по протекции.
К топовым "модельерам", у которых, в основном, обслуживались "козлы", авторитетные зеки и их приближенные, постоянно ходили на примерки, и милиция с мастерами из швейного цеха смотрела на это сквозь пальцы, поскольку эти же модельеры шили втихаря вещи и для охранников.
Обычные же портные шили по заранее снятым размерам почти без примерок и опять же однотипные модели. Но заказы были всегда и у всех.
Более того, особым шиком считалось сшить у хорошего портного не робу, а обычную куртку или штаны, которые бы ничем не отличались от купленных на свободе. К топовым "модельерам" несли журналы и просили сделать такую же вещь, как на картинке, и они делали.
В нашей колонии в швейном цехе работал зек, который считался таким же мастером, как и те, что приходили на работу с воли. Он получал официальную зарплату и был очень авторитетным портным. А шить этот заключенный научился в колонии. К тому времени он сидел более десяти лет, весь свой срок занимался только швейным делом и, естественно, стал за это время профессионалом экстра-класса. Попасть к нему считалось большой удачей.
Вопрос красивой и удобной робы был очень важен для зеков, поскольку это — и ежедневная, и праздничная, и, вообще, всякая одежда. За костюмами ухаживали, их любили и все ждали, когда же будет освобождаться заключенный, у которого красивая роба. Уже за полгода до его освобождения, а иногда и за год к нему подходили зеки с просьбой оставить костюм именно им.
Милиция старалась бороться с "левыми" заказами на "швейке". Сначала, повторюсь, разрешили официально заказывать робы, потом выставили ужасные синие костюмы в магазине (притом, что в тренде всегда был черный цвет, а синие робы делали только от безысходности). А за пару лет до моего освобождения начали выдавать новый "положняк" черного цвета и из более качественной ткани, который был похож на робу, сшитую "под заказ", по крайней мере, издали. Это нововведение, вместе с усилившимися контролем и запретами со стороны милиции, немного подкосило швейный бизнес, но не убило его, поскольку, во-первых, изменив дизайн "положняка", его не сделали ни удобнее, ни теплее, а во-вторых, ни один психически здоровый человек не сможет жить в стаде похожих друг на друга людей, а непременно попробует подчеркнуть свою индивидуальность. И это естественно, хотя, конечно же, стадом управлять проще.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
