Заслуженный архитектор Беларуси Юрий Градов участвовал в создании ряда знаковых проектов, в том числе мемориальных комплексов "Хатынь" и "Прорыв", которые создавались при активном участии бывшего партизана, а в те годы 1-го секретаря ЦК КПБ Петра Машерова.
В марте 1967 года группа молодых авторов — архитекторы Юрий Градов, Валентин Занкович, Леонид Левин и скульптор Сергей Селиханов — выиграли конкурс на создание проекта мемориала.
"Он относился к нам по-отечески", — говорит Градов о Машерове. Вместе с Машеровым они потом обсуждали не один мемориал — от партизанского "Прорыва" до памятников Купале и Коласу.
Хатынь открывали два раза
На республиканский конкурс памятника сожженной деревне было подано порядка 10-12 заявок. Но проект Градова-Занковича-Левина оказался безусловным фаворитом. Их проект был назван победителем практически единогласно.
"Мы от чего отталкивались? В то время процветала гигантомания — Мамаев курган, Курская дуга Вутечича. А Хатынь — камерная, 6 метров высоты. Мы исходили из масштаба простого деревенского дома. И вот когда встал вопрос реализации этого проекта, были разработаны чертежи, нас вызвали в ЦК КПБ к Петру Мироновичу. Мы приходим, а он показывает огромную стопку бумаг, говорит, что должен уходить в отпуск, и добавляет: "Вот смотрите, эти документы я должен посмотреть и дать распоряжения, а из-за вас вынужден оставить все это. Садимся, поехали". Мы только и успели подумать: "В чем дело?", — вспоминает Юрий Михайлович.
Машеров повез авторов проекта на место, чтобы там — в лесу — они объяснили ему, почему выбрали именно Хатынь, до которой еще попробуй доберись, а не расположенную у дороги деревеньку, тоже сожженную в войну.
"И вот мы едем, а он спрашивает: "Почему в лесу? Я же давал распоряжение в другом месте". Он рассчитывал, что это будет деревня прямо у дороги. И такая деревня была сожжена примерно в той же зоне, что и Хатынь. Но ему объяснили, что ту деревню сожгли партизаны, когда местных жителей там не осталось, были только каратели. И вот когда он услышал эту историю, он согласился с этим местом", — рассказывает Градов.
Хатынь должна была стать собирательным образом трагедии. Но при этом она осталась предельно документальной. Градов так и называет ее — "памятник-документ". Там ничего не придумано: 26 домов, открытые калитки, на табличках у домов — имена всех жителей, рухнувшая крыша сарая на месте трагедии и непокоренный человек…
"Единственный прокол был… В Хатыни же было четыре колодца. И на их месте мы поставили четыре журавля. А когда поставили, то увидели, что эта диагональ убивает вертикали печных труб. Мы вынуждены были прийти к Машерову и признаться: "Петр Миронович, осечка получилась. Надо убирать". И убрали. При этом он нас не упрекнул, не сказал ничего типа "Куда вы смотрели?", — вспоминает Юрий Михайлович.
Градов утверждает, что Хатынь открывали два раза. На первом открытии в 1968-м бывший руководитель БССР, а на тот момент первый заместитель председателя Совета министров СССР Кирилл Мазуров предложил придать мемориалу более мощное звучание.
"Кирилл Трофимович Мазуров предложил, чтобы из памятника одной деревне Хатынь стала отражением трагедии всей республики, была местом памяти всех погибших в Беларуси. Поэтому да, Хатынь открывали два раза. Хотя везде фигурирует только 1969 год. Но в 69-м было открытие всего ансамбля", — рассказывает Градов.
Что же вы такое решение прячете?
За год, который им отвели, чтобы доработать мемориал, Градов, Занкович и Левин придумали символическое кладбище деревень, стену концлагерей и композицию с березками и Вечным огнем.
"Мы показывали Петру Мироновичу несколько проектов. Первый вариант, который мы считали более сильным, предполагал Вечный огонь внутри крупного фрагмента разрушенного колокола. Молчащий такой. На внутренней стороне, где был огонь, были названия сожженных деревень, а на внешней, обращенной к солнцу, — возрожденных. Он очень лаконичный, хорошо входил в контекст с памятником, колоколами Хатыни. А второй вариант мы делали тот, который в итоге и был реализован: с символическим кладбищем деревень", — рассказывает Юрий Михайлович.
Почему не прошло более яркое решение? Скорее всего, побоялись упреков в излишней религиозности. Хотя колокола на остовах печных труб все-таки рискнули оставить.
"В то время еще не закончилась борьба с религией. Уничтожались храмы. И борьба шла на полном серьезе. Мы, когда участвовали в конкурсе, боялись, что кто-то скажет: "Ну что вы тут церковный перезвон устраиваете!". Но такого человека, слава богу, не нашлось. Кстати, изначально колокола должны были звонить не одновременно. Должен был начинать звонить один колокол с одного конца деревни, потом с другого, потом постепенно звук нарастал к центру и потом… пауза. А потом опять. Но в какой-то момент, когда там что-то ремонтировали, зацепили разводку и не смогли восстановить. В итоге сегодня создается впечатление, что звучит только один колокол", — рассказывает Градов.
Зато Машеров "спас" другую идею авторов — решение Вечного огня как символа в память о каждом погибшем в войну белорусе. Перед тем как показывать "первому", идею с тремя березками оценивал председатель Госстроя БССР Владимир Король.
"Он посмотрел проект и говорит: "Вы что, какие березки?! Надо сделать просто, как везде: плита и Вечный огонь, как у могилы неизвестного солдата". Мы сделали, показали это решение Петру Мироновичу, а он говорит: "А что, ничего более интересного вы не можете предложить?" Тогда мы показали наши три березки, а он и говорит: "Ну так что ж вы прячете?" Так это и прошло", — рассказывает Юрий Михайлович.
О Кургане Славы и "Прорыве"
Машеров очень трепетно относился к военным монументам. Интересовался, лично участвовал в обсуждении проектов, контролировал строительство. "А вы знаете, — интригует Градов, — что Курган Славы изначально планировали и даже начали насыпать с другой стороны дороги?"
"Это же не просто экскаваторами привезли землю и насыпали — это было всенародное явление, целый ритуал: землю привозили из разных районов. Так вот, в какой-то момент Петр Миронович отъехал в сторону Москвы и посмотрел, как Курган будет смотреться на подъезде к Минску. И он увидел, что Курган "сползает" с магистрали, и принял решение перенести его на правую сторону, чтобы он смотрелся на въезде более выигрышно. А уже прилично было насыпано, но он взял и переиграл. То есть архитекторы-специалисты, которые принимали участие в этом проекте, этого не заметили, хотя это была их обязанность, а он заметил", — рассказывает Юрий Михайлович.
Хотя на самом деле, как рассказала Sputnik дочь Машерова Наталья Петровна, неудачное расположение Кургана Славы в ту поездку отметила супруга Петра Мироновича, Полина Андреевна. Но, так или иначе, Курган Славы было решено перенести.
Градов и Левин с Машеровым еще делали в 1974 году "Прорыв" — мемориальный комплекс на Витебщине, посвященный прорыву партизанами немецкой блокады.
"Мы часто приезжали на авторский надзор. И вот в один из приездов смотрим — вертолет зависает. А это Машеров облетал вокруг площадки. Спускается: "Я прилетел посмотреть, как вы тут справляетесь с задачей", — рассказывает Юрий Михайлович.
А за два года до этого, в 72-м, Машеров курировал создание памятников Якубу Коласу и Янке Купале. Причем не просто курировал, а, судя по рассказам Градова, в буквальном смысле участвовал в их создании.
"Мы выиграли конкурс по Янке Купале и, когда начали мостить площадь перед памятником, той же брусчаткой решили мостить и у памятника Якубу Коласу. Петр Миронович нас пригласил и говорит: "Вы что там делаете?" Мы объясняем: "Да вот, брусчатка — это вечный материал"… А он нам говорит: "А вы что, забыли, что женщины ходят на каблучках? В общем, на Янке Купале можете оставить, там непроходное место, а здесь найдите другое решение". Пришлось разбирать мощение. И впервые в республике на площади Якуба Коласа — потом это пошло по всем городам и весям — использовали сенажную плитку, из которой сенажные башни делали", — рассказывает Градов.
Машеров был очень интеллигентным и очень внимательным к людям человеком. Человеком не столько власти, сколько дела, убежден Градов.
"Нам с ним было просто. Он видел, мог сказать: "А вы еще так попробуйте". Кроме того, у него было очень редкое для руководителя качество: он мог изменить свое решение. Обычно, если руководитель сказал, то как отрезал. А он мог", — поделился своими воспоминаниями о Машерове заслуженный архитектор Беларуси Юрий Градов.
