Начальным пунктом первого десятидневного этапа поездки мы выбрали Сочи. С самого утра все шло по плану. Каждый из нашей великолепной пятерки без вратаря поодиночке выдвинулся из своего уголка Москвы и дисциплинированно состыковался в назначенное время с остальными в аэропорту Домодедово. Без происшествий мы прошли регистрацию, сфотографировались на фоне самолетиков и сели пить кофе.
Первый звоночек прозвенел, когда Марат начал усердно распихивать по карманам пакетики коричневого сахара. На немой вопрос он ответил, что сахар его успокаивает. Здесь неожиданно выяснилось, что бесстрашный Марат боится летать. Услышав эту новость, наша оператор Арпи призналась, что и она тоже аэрофоб.
В атмосфере дружной паранойи мы беспрепятственно протащили на борт тяжеленную сумку с оборудованием, которую вполне могли не пропустить в качестве ручного багажа: кофр успешно спрятался за большими от страха полета глазами Арпи и Марата.
Сочи встретил нас пасмурной погодой и весенним воздухом. Отмахиваемся от вечных таксистов, вызываем машину через приложение и едем в гостиницу.
— А что, у аэропорта бомбилы не ломят цены?
— Да куда ломить? Все умные стали: проверяют сразу через интернет – сколько куда. Выше не заломишь. "Яндекс" появился, "Убер". Раньше мы цены называли, теперь туристы диктуют.
— К чемпионату готовится город?
— А чего нам готовиться? После Олимпиады для нас хоть потоп – семечки. Чего мы уже не видели?..
— Не рады?
— Ну, что значит не рады. Опять народу толпы. Но Олимпиаде спасибо, конечно. Вот этой дороги, по которой мы сейчас едем, не было. Городок олимпийский – тоже с нуля отстроили. Цены на недвижимость тоже выросли. Я свою квартиру сейчас в пять раз дороже могу продать, чем когда покупал. Но футбол не для меня, я бокс люблю.
Высаживаемся у отеля, заселяемся. Гостиничный комплекс растянулся на добрую часть побережья Олимпийской деревни Адлера. Более двух тысяч номеров, три отдельных поселка. Мы заселяемся в центральный. Из окна вдалеке на море виден маяк, а также бассейн в десяти метрах от входа. Спустя буквально двадцать минут выглядывает солнце. Часть туч рассеивается, часть остается. Наконец понимаем, что оставшиеся и не тучи вовсе, а горы. Глаз равнинного жителя отказывается верить увиденному.
С утра, наскоро позавтракав, мы, "наивные путешественники", полным составом отправились покорять снежные вершины. Адлер снял с себя вчерашнюю напускную пасмурность и встретил нас блестящим синим небом. Впервые в этом году мы впятером вышли из номера в летней одежде.
— Слушай, а как там наверху будет? Там же снег.
— Обещают, что будет тепло. Куртки можно не брать.
— А как там может быть тепло, если там снег?
— Хороший вопрос.
Дорога на лыжный курорт "Роза Хутор" от Адлера занимает чуть больше часа. Наша оператор Арпи от счастья разучилась дышать без слов. В ее воображении она уже лихо скатывается на сноуборде, эффектно поднимая снежную волну на крутых виражах. Снежный паркур видеооператора разбился вдребезги о словосочетание "канатная дорога", рикошетом смертельно ранив и Марата. Еще одно неприятное открытие: двое наших аэрофобов до смерти боятся не только полетов на самолете, но и любого другого способа неконтролируемого лично ими отрыва от твердой поверхности земли.
— Как — по канатке?
— А как вы в гору собирались добираться? Вплавь?
— Я на вагончике не поеду.
— Поддерживаю.
— Ребята, вы серьезно? Вы же самолет пережили.
— Это хуже самолета.
— Поддерживаю.
Пререкания и увещевания растянулись до самого момента получения ски-пасса: двадцать евро на один день, может, и не так дорого, но жадность побеждает, и никто не отказывается от подъема. Пути назад уже не было.
В кабинке подъемника Арпи вела себя так, как должна себя вести нормальная девушка. Она мило охала, трогательно цеплялась за сидение вагончика и полностью попадала под шаблонное определение хрупкой женщины, которую нужно защищать от всяческих жизненных невзгод. Защищать Арпи мешал Марат.
За попытками успокоить напуганного Марата заинтересованно наблюдали двое мужчин, которые оказались с нами в одной кабинке.
— А вы что – кино снимаете?
— Почти. Мы журналисты.
— Ясно. А он?
— А он Марат. Обычно тоже журналист.
— Марат, ты чего – высоты боишься?
— …
— Не думай о плохом, Марат. Я тоже боюсь.
— Правда?
— Да. Но знаешь, что меня успокаивает? Что если вдруг трос оборвется, то мы будем лежать все рядом.
— !!!
— Ну, все. Прости. Может, и не упадем. Трос довольно крепким выглядит.
Под конец подъема зеленого Марата уже почти успокоили, а обиженная Арпи почти свыклась с тем, что бороться с собственными страхами ей придется самостоятельно.
Поднимаясь на отметку 1166, понимаешь, что посмотреть на Сочи свысока не представляется возможным. Глаза все равно пытаются увидеть нечто, находящееся еще выше. Наплевав на страх высоты, мы подбиралась к самой кромке начала трассы, пытаясь запечатлеть тех, кто решился покорить вершину сверху вниз.
На каждом этапе пересадки с одной канатки на другую – внушительные очереди. Загрузиться всем составом в один вагончик никак не получается. Поэтому все время оказываемся во временно замкнутом помещении с незнакомыми людьми. Разумеется, знакомимся. "Вы местные?" — первый вопрос, который задаем всем поголовно. Ответы разнотипно-отрицательные. За пять подъемов мы перезнакомились с людьми из Киева, Челябинска, Заполярья, Москвы.
— А вы тут коренных не встретите.
Симпатичная девушка смотрит на нас ласково-сочувственно.
— Почему?
— Я сама год назад сюда жить переехала. Местные считают, что все эти развлечения для туристов. Сами в основном по домам отсиживаются.
— А вы как же?
— Ко мне друг из Москвы приехал. Вот, его катаю.
Оля – москвичка, на вид лет тридцати, банковский работник.
— Вы год здесь. Что можете сказать о сочинцах?
— Они ленивые. Но это не в плохом смысле. Просто слово лучше всего к ним подходит. Если они пообещали что-то сделать завтра, то это еще совсем не означает, что они это сделают. А учитывая, что никто на это особо и не рассчитывает, получается, что по итогам все довольны. Никто никуда не спешит. Жизнь более размеренная.
— А почему решили переехать?
— Вот поэтому и решила – устала от московской суеты.
— Довольны?
— Не то слово.
В какой-то момент теряем остальных участников коллектива и остаемся вдвоем с оператором. Но вокруг слишком много ракурсов, мимо которых нельзя пройти, отбираю у коллеги фотоаппарат, оставляя в ее ведении только камеру. Становится проще: работаем в четыре руки.
Поднимаемся на самый верх. Пытаемся прислушаться к себе и понять, что мы делаем в летних майках среди людей в горнолыжных костюмах, стоя почти по колено в снегу.
Сверху палит непривычно-яркое солнце, внизу расплываются очертания бесконечно далекой нулевой точки отсчета. Каждый кадр, каждый видеоплан вызывает чувство глубокого разочарования – не передает. Недостаточно технических возможностей, таланта – всего.
Появляется понимание того, что ни один фотоаппарат не способен передать то, что ты видишь, находясь здесь. Пробуем опустить объективы вниз, признав поражение, – тоже не получается.
Наконец, отправляемся на спуск. Очереди у вагончиков по направлению вниз практически нет. Это легко объяснимо: спускаться оттуда действительно не хочется. Канатная дорога полупуста. На одной из пересадок оказываемся в одной кабинке с пожилой семейной парой.
— Вы местные?
— Да нет, что вы. Просто очень любим Сочи.
— А когда здесь были в последний раз?
— В 1987 году. Почти в это же время, только тридцать один год назад.
— Расскажите, как вам Сочи сегодня. Такой отрезок времени, столько всего изменилось. Узнали город?
— Конечно узнали. И ничего тут не изменилось. Ребята, в Сочи прошла наша молодость. У нас есть наши места. Тут много что добавилось, много построилось. Много поменялось. Но наш Сочи не изменился.
— То есть "ваш" остался прежним?
— Ну разумеется.
Мужчина бесстрашно встает, слегка покачнув вагончик, передает мне свой телефон.
— Можете, пожалуйста, нас с женой снять? Там все уже включено – просто подержите.
— Но у вас тут видео снимается.
— Все правильно. Так и надо, – поворачивается к жене. – Давай поцелуемся.
Они тоже повзрослели и поменялись, но не изменились, вместе с городом, с которым не расстались, а взяли паузу на несколько десятков лет. Эта пара не пыталась снять красоту гор – они давно выучили ее наизусть и запомнили. Они снимали только себя в ней: таких же, как и тридцать один год назад.
