Семья Бориса и Валентины Цитовичей давно стала достоянием Вилейщины, и я не погрешу против истины, если скажу, что, может быть, одним из самых значимых. 43 года назад минский художник вместе с женой-режиссером уехал жить в маленькую деревню.
Сегодня Забродье знают не только в Беларуси — во многих странах мира. Здесь находится единственный в Беларуси музей Первой мировой войны. И создал его Борис Цитович. Он, конечно, оспорит: дескать, всегда везло на единомышленников и добрых людей. Но все-таки без него могилы в вилейских лесах молчали бы и дальше, пока окончательно не исчезли.
Корреспондент Sputnik Светлана Лицкевич побывала в гостях у семьи художника и выяснила, по чем оно, отшельницкое счастье.
Место, где свет
Начиналось все романтично. Борис Цитович, еще совсем молодой, но уже иллюстрировавший произведения Ивана Мележа – за это издание коллектив получил Ленинскую премию, мечтал о мастерской. Но не в шумном Минске (с такими регалиями без проблем давали на Сурганова, в "башне художников"). Хотелось света и воздуха.
Сначала идею поддержали друзья, думали переехать в глубинку веселой творческой коммуной, но постепенно все нашли повод остаться в городе. Цитовичи уехали одни. Как говорит сам Борис Борисович, "знакомые с деревенской жизнью их жены отказались, и только моя Валентина – городская, сразу согласилась. Потому что деревни не знала". Так они оказались в Забродье, в Вилейском районе – всего-то 15 домов, спрятанных в аллее из старых кленов и лип.
В 70-х годах прошлого века отъезд минчан в глубинку был событием невероятным. Все из деревни в город ехали. Цитовичи даже дом в деревне купили не сразу – не местные ведь. И только когда Валентина организовала детский театр в райцентре, им разрешили в деревне осесть.
Отважно погрузившись сами не понимая во что, Цитовичи не увязли в деревенской рутине. Скорее сделали все вокруг светлее.
Тайна лесных холмов
Дело всей жизни началось просто. Когда собирали грибы возле Забродья, Цитовичи заметили: в лесу много непонятных холмиков, окруженных бруствером. Стали местных расспрашивать. Оказалось – это могилы солдат Первой мировой.
"Тут вялiкi абоз быў, усе тут кармiлiся", — вспоминали старожилы. В имении Реутка, что когда-то стояло здесь, на берегу реки Нарочанка, был штаб 29 пехотной дивизии, в Забродье квартировали офицеры, а в лесу стоял дивизионный госпиталь. От него и осталось огромное кладбище.
Когда-то у могил были имена, стояли кресты. Старожилы вспоминали, что "за польскім часам" платили деньги за то, что находили одиночные захоронения, которых было очень много в лесу, и захоранивали в братские могилы. Но при советах за ними не ухаживали — Первая мировая считалась царской, "не нашей" войной. Забытой.
"А потом мы поняли, что не сможем каждый день ездить через лес к своей деревне, зная, что тут заброшенные, исчезающие могилы. Не по-людски это", — объясняет Борис Борисович.
Премия – первый венец часовни
За 43 года поиска Цитовичам удалось вернуть немало имен. Не только в Вилейском краю, но и в других захоронениях Первой мировой в Беларуси.
"У нас есть 350 новых имен, которые нужно увековечить. И нет таких слов, чтобы объяснить, что испытываешь, когда рядом с могилой без имени ставишь памятник с именами и фамилиями. Кстати – в основном это молодые пацаны, в армию призывали с 19 лет, самому старшему – 31 год", — рассказывает Борис Цитович.
В часовне Бориса и Глеба, которая стоит на том месте, где располагался когда-то штаб дивизии, – единственный музей Первой мировой в Беларуси. Звон колокола отражается от темных вод Нарочанки как раз в том месте, где в Первую мировую была понтонная переправа.
Первые венцы в деревянной часовне были приобретены на премию "За духовное возрождение", которую Борис Цитович получил в 2004 году. А достраивали ее всем миром.
У этого мемориала сложно обозначить границы: братские могилы в лесу у Забродья, на опушке – часовня с колокольней, рядом – пять железнодорожных вагонов, стилизованных под Первую мировую, в которых будет продолжение музейной экспозиции – она давно уже не помещается в часовне. А в лесах вокруг немало одиноких памятных знаков, которые были установлены Борисом Борисовичем и единомышленниками.
Ясно одно: это по-настоящему народный, сделанный не по бумажному приказу, а по душевному велению мемориал.
Как искали память
К своей известности Цитовичи относятся с юмором. Они давно хотят передать свой музей государству и за три года, что этим занимаются, особых подвижек нет. Вроде их все поддерживают – и бывший минский губернатор Семен Шапиро руку жал, и бывший министр культуры Борис Светлов аж с двумя замами сюда приезжал, обещал помочь.
"Многих из тех, кто мне обещания давал, уже сменили. А на мою "пасаду" очередь не стоит", — признается Цитович. Но потом вздыхает: не молод уже, что будет дальше с мемориалом, пока не ясно. Доходы – благотворительные пожертвования и экскурсии. Интерес у туристов есть, едут сюда охотно, особенно в мемориальные дни.
"Недавно учредили благотворительный фонд памяти Первой мировой войны – наконец стали юрлицом, но все равно здесь тянет все Борисович", — говорит Валентина Петровна. А потом добавляет, что как приболела в этом году, так ему и вовсе все одному волочь пришлось – и стройку, и экскурсии.
Пять вагонов в никуда
Вот уже больше года Борис Цитович создает новый музей. Недалеко от часовни, на железнодорожной ветке, которая уходит в никуда, стоят пять железнодорожных вагонов – макетная реконструкция вагонов Первой мировой. Один из них по задумке художника будет штабным, другой — столыпинский, в таком возили сначала крестьян со скотом в Сибирь, а позже возили солдат Первой мировой, вместе с лошадьми. Следующие вагоны – лазарет, офицерское собрание и тир.
"Пока наш эшелон будто в лес уезжает. Надеюсь, позже появится еще бронированный вагон "Орлик" – тогда он вроде как из леса выезжать будет", — комментирует Цитович.
В лазаретном вагоне сегодня впервые растопили походную буржуйку. Она весело занялась – даже не дымила. Раритет, которым в Первую мировую в армии грелись, был приобретен на пожертвования внука генерала Смирнова, который командовал здесь второй армией. Благотворителей у музея немало, и хотя пожертвования в основном небольшие, Цитович помнит имена всех.
Рельсы пожертвовал Вторчермет, а вагоны вилейские предприятия и ДОСААФ. Весь прошлый год Цитович с местными жителями их перестраивал, а сейчас утепляет.
В свое время одним из аргументов, почему семья выбрала Забродье, Цитович называет местных жителей. В небольшой деревушке они все были очень колоритные.
"Здесь были прекрасные люди, традиционным укладом жили, настоящим крестьянским. Сейчас деревни нет – суррогат: где агрогородок, где дачные дома. И образ потерян, и традиции. И дети-внуки – они не городские и не сельские, хоть и через стеклопакет на свои многоэтажки смотрят, а все равно тоскуют по деревне, видят во сне дедову хату, но город уже все передернул", — говорит художник.
"Не всем нужен берег турецкий"
Кода они переехали в деревенский дом, в нем даже не было электричества. "Купили мы его у бабки Марины. Дом построил ее муж, участник Перовой мировой, Василь Капцюг. А их единственный сын погиб в апреле 1945-го. "Як сынок загинуў, дык не трэба мне нiякага святла, бо яго ў мяне ўжо няма", – объяснила бабка.
"К нам сюда гости приезжают, говорят, счастливые вы, так у вас хорошо. Но за все платить надо. От зари и до зари", — вздыхает Валентина Петровна.
У Цитовичей есть небольшое хозяйство: "14 голов мелкого рогатого скота – козы и овцы, куриная мелочь всякая, индюки, зайцы, четыре собачки, семь котиков", — рассказывает Борис Борисович. Вся живность у них ручная, пестованная.
"Я как-то забыл загон закрыть, пошел экскурсию встречать. Люди меня видят и смеются. Оглядываюсь – а за мной вся копытная братия трусит", — улыбается Борисович.
По дому бегает шесть абсолютно разных котят от одной мамы, а Петровна жалуется, что на собак каждый день целую кастрюлю еды готовить приходится.
"Пока хозяйство держим, чтобы ощущать полноценный цикл жизни на земле… Но это как работника сельского хозяйств заставить заниматься живописью параллельно – что бы он сказал на это?" — улыбается Цитович.
"А куда без хозяйства? Пенсия маленькая – работники культуры", – объясняет Валентина Петровна.
Все эти годы она поддерживала мужа в его проектах, но и сама, не без его поддержки, создала детский образцовый театр "Ялинка". За сорок лет в нем выросло не оно поколение воспитанников.
"Сейчас театром руководит девочка из 2-го поколения выпускников нашего театра. Ее мама когда-то у нас занималась", — объясняет Борис Цитович. Сам он числится сотрудником Вилейского краеведческого музея. А вот его музей – нигде.
Но свято место все-таки не пусто – сын Цитовичей, Данила, создает здесь, по соседству, агроусадьбу "Забродье". В ней он разместит свою коллекцию ретро автомобилей, самую большую в Беларуси. Правда, большинство машин еще ждут своей реставрации.
"Он закончил Бременскую школу искусств, были возможности остаться в Германии. Но он прожил там 8 лет и вернулся с женой Каролой — не всем нужен "берег турецкий", — рассказывает Цитович, и не понять – то ли рад он за сына, то ли сожалеет.
"Нам Господь сюда приносит"
"Сейчас деревня почти опустела – мы здесь всемером зимуем. А когда-то была хоть и небольшая, но славная. Из 15 домов один хозяин в Русско-японскую воевал, четыре – в Первую мировую, одиннадцать ушли на фронты Великой отечественной и только трое вернулись, да и то инвалидами", — рассказывает Цитович.
На краю деревни у реки Цитовичи создали палисад памяти. Первые деревья в нем были посажены Алесем Адамовичем, Василем Быковым и академиком Георгием Поплавским.
Сейчас здесь настоящая роща из кленов и берез, посаженных в память о тех, кто не вернулся в свою маленькую деревню с войны – не важно, с какой.
На 9 мая в Забродье приезжает множество людей. Когда-то все начиналось с односельчанами, друзьями, потом превратилось в массовое мероприятие. Сюда едут участники военно-патриотических клубов, реконструкторы, родители с детьми.
Пока мы ходим с Цитовичами по палисаду, шурша осенними листьями и любуясь на последние лотосы на пруду ("их нам когда-то ксендз Булька из Мосаря подарил", — говорит Цитович), Петровна успевает набрать полную пригоршню маслят и моховиков.
"Мы сами в лес не ходим, так нам Господь сюда приносит", — улыбается она.
В этот день сто лет назад
Совсем скоро юбилей Октябрьской революции, и невозможно не спросить: что было на этих землях сто лет назад?
"Здесь еще стояли немецкие войска. Но российская армия уже была в полном развале. И белорусским селам немало досталось от деморализованных солдат", — объясняет Цитович.
Приказ №1 временного правительства уровнял солдат в правах с другими гражданами, и вот уже они могли не подчиняться приказам офицеров, а ревкомы стали выполнять функции офицерского состава. Сами решали – идти в бой или нет. От отчаяния стали организовываться батальоны смерти. И название такое было – отнюдь не намек на их непобедимость. Наоборот.
"В бой шел один батальон без поддержки с флангов и тыла – естественно, это были смертники. И батальоны смерти. Они получали особый шеврон на рукав и кокарду "голову Адама" – череп и кости. По документам тех лет в бой шли только офицеры и малое количество нижних чинов – в основном из боев они не возвращались", — говорит Цитович.
Наибольшую известность получили женские батальоны смерти.
"Женщины пошли на фронт, чтобы встряхнуть очумевших мужиков с оружием и повернуть их снова к врагу. Они ничего не могли изменить кардинальным образом – но их пример во многом ошеломил и привел многих в чувства. Самый известный батальон смерти Марии Бочкаревой воевал здесь рядом, под Крево. 23 июля было столетие их первого боя – там сразу 30 девчонок погибло, 70 было ранено, более 30 оказались в доме умалишенных. Ведь они шли в атаку против матерых немцев, которые уже три года воевали", — продолжает художник.
Фонд памяти Первой мировой планировал открыть памятник Бочкаревой и ее девчонкам в июле 2017. Все было готово, все расходы фонд брал на себя. Но по каким-то неясным причинам местные власти отменили мероприятия в последний момент. И даже табличку, которую установил Фонд на месте трагедии: "Здесь будет установлен памятник женщинам – доброволицам, которые погибли в ходе Кревской операции, любившим Отечество больше жизни", — убрали на третий день. Теперь вроде как идея установки памятника снова актуальна – снова звонят, интересуются.
"За 43 года не знаю примеров, чтобы люди, разрушившие захоронение, понесли наказание. А вот если вы захотите что-то сделать… Откуда только что берется – согласование и в местном исполкоме, и в районном, и в областном, и в худсовете, и в Академии наук, и в Министерстве культуры", — вздыхает Цитович.
День, который мы провели в Забродье, наверное, был одним из самых красивых ярких дней осени. И в памяти они останутся в лучах пронзительного осеннего солнца, на фоне маленького дома, где над входом написано "Зло, не входи". Дома, свет которого разлился на многие километры вересковых вилейских лесов.
