На днях вышел долгожданный фильм Валерия Тодоровского "Большой". Несмотря на противоречивые оценки критики, он вызвал большой интерес и снова заставил говорить о невидимом мире балета, который остается за кулисами. Об этой стороне балетной жизни корреспондент Sputnik Светлана Лицкевич поговорила с легендами белорусского балета Ольгой Лаппо и Виктором Саркисьяном. Совсем недавно они отпраздновали золотую свадьбу, а в день нашей встречи у них было полвека творческой деятельности.
Каждая балерина немного Виллиса
У всех нас есть некоторая предубежденность по отношению к балету — прекрасное эфемерное искусство железных людей. И красота, разрушающая понятия о пределах человеческого совершенства, требует огромной силы и жертвенности. К тому же, как и любая творческая среда, балетный мир достаточно агрессивный. Чего стоят только байки про стекло в пуантах.
"К сожалению, о балете существует немало мифов. Многие из которых порой огорчают. Поверьте, все не так страшно. Во всяком случае, та отдача, тот результат с лихвой окупают все", — говорит Ольга Лаппо.
Поклонники балета помнят ее потрясающую Еву в "Сотворении мира" или Китри в "Дон Кихоте". Уже много лет Лаппо преподает в Белорусской хореографической гимназии-колледже классический танец. Занятия здесь уже закончились, но у Ольги Александровны сегодня урок — родители попросили "погонять" девочек перед долгим летним перерывом.
Тоненькие воздушные девочки старательно тянут ножки и делают батманы и плие. На уроке идеальная тишина. Ни одна рта не смеет раскрыть — а ведь им всего по 12 лет! А в фойе колледжа толпятся родители с детьми — сейчас идут вступительные экзамены. И конкурс сюда стабильно высокий.
"Балет должен забирать полностью. Иначе не бывает результата, сколько бы вам ни дала природа. Только одержимость", — говорит Ольга Лаппо.
В моем детстве была очень популярна повесть Юрия Короткова о балете "Виллиса". Там девочка выбирает балет, отказываясь от простого человеческого счастья, чтобы стать Виллисой, как Жизель — мертвой девушкой, которая танцует, затанцовывая своего партнера до смерти.
"Да, пришлось отказываться от многого. Но если бы можно было все повторить сначала, я бы снова встала на пуанты", — признается Ольга Лаппо.
В отличие от многих, Ольге Александровне повезло — ее супруг всегда был с ней рядом. Они поженились еще в училище, недавно отпраздновали золотую свадьбу. Известный танцор и народный артист Беларуси Виктор Саркисьян преподает в Белорусской академии искусств — учит будущих актеров танцу и пластике. В феврале в Большом театре Беларуси шумно отпраздновали его 70-летие.
50 лет назад мама Ольги была в шоке от этого студенческого барка. Но постепенно все наладилось — они стали работать в театре оперы и балета, через два года Виктор Саркисьян стал лауреатом І Международного конкурса артистов балета в Москве. Он с удовольствием шутил над своей фамилией, когда еще был длинноволосым блондином: "Ну где вы видели лопоухих и белобрысых армян?". Саркисьян родом из шахтерского городка в Ростовской области, а фамилия досталась ему от отчима, которого он очень уважал.
"У Вити был невероятный летучий прыжок. Когда он приехал поступать к нам в предвыпускной класс, после просмотра мы все в один голос закричали: "Клавдия Федоровна, берем!". Они, ростовчане, россияне, такие — все огнем горело. Мы, белорусы, на их фоне казались такими спокойными", — вспоминает Ольга Александровна.
Виктор Владимирович так и запомнился всем поклонникам балета в образе отчаянно летящего Красса из "Спартака".
В театре их называли Саркис и Лапочка. Они и сейчас будто единое целое — мысль одного с легкостью заканчивает другой, в каждом жесте какая-то трогательность по отношению друг к другу. Сложно поверить, что эти душевные люди всю свою жизнь прожили в искусстве сколь прекрасном, столь и жестком. Эфемерном искусстве железных людей — балете.
"То, что у нас нет своих детей, мы не считаем это какой-то жертвой. Мы были больше увлечены театром", — они говорят об этом спокойно, без обиняков. Ольга признается, что по-женски не жалеет — вокруг нее всегда дети, ее девочки, ее воспитанницы. А то, что они потом уходят — все дети ходят, и свои, и чужие. И надо их отпускать.
Не все ведущие балерины могут себе это позволить. Ни у одной балетной примы — ни у Плисецкой, ни у Улановой, ни у Максимовой или Сорокиной, детей не было. Ибо как бы ни была ты гениальна, а пока будешь решать проблему воспроизводства, в репертуар введут другую танцовщицу, и сможешь ли ты вернуться на свое место на сцене, идеально восстановиться после родов — риск, на который не все соглашаются.
"Хотя исключения бывают. В нашем Большом есть потрясающий пример — Ирина Еромкина — мама троих детей. Она в прекрасной форме, отлично танцует сложные спектакли — и "Лебединое", и "Спящую", и современный репертуар. Но это абсолютно уникальный для балета случай", — объясняет Ольга Лаппо.
О роли сала в сценической энергии
Прямо возле колледжа висит реклама фаст-фуда. Такая аппетитная и соблазнительная. Воспитанницы коллежа уже привыкли не обращать на нее внимания. Скудное питание — нормальная привычка будущей балерины. Правила питания — как и правила правильного прыжка, здесь объясняют сразу.
"Лучше съесть котлетку, чем конфетку. Сладкое — вечное табу. От него распирает сразу", — убеждена Ольга.
По ее словам, если воспитанница начинает набирать вес — виноваты не гены или конституция, а тайная страсть к сладкому. "У меня была девочка в прошлом выпуске — поправлялась, мы уже не знали, что с ней делать. В колледже при мне она съедала только тарелочку супа, все домашние вместе с ней на диету сели. А вес все прибавляется. Но потом мама мне рассказала — отодвинули диван, и там все было усыпано обертками от шоколадных батончиков", — улыбается Ольга Лаппо.
— Ну а как же быть перед выступлением? Не танцевать же натощак, откуда энергию брать? Из морковки?
Лаппо: Я, например, в день спектакля вместо обеда любила скушать немножко сала с хлебушком. От него не поправляешься, и энергию дает. А от морковки только живот распирать будет. К тому же морковка — это никакая не диета. Она сладкая. От нее можно поправляться, как и от яблок. Мясо, рыба, овощи — пища должна быть энергетическая, больше белковая, чем углеводная.
Саркисьян: А я сладкое всегда любил.
Лаппо: Да, Виктор известный сладкоежка. Но на мужчинах все по-другому сгорает.
Саркисьян: Это правда, за выступление танцовщик может потерять несколько килограммов веса. У нас был солист, так он когда танцевал "Спартак", — а это очень сложный спектакль, со сцены абсолютно мокрый прибегал. За кулисами всегда кто-то стоял с феном, чтобы хоть немного его подсушить.
— Ваши воспитанники приходят сюда еще совсем детьми, меняются, взрослеют. В том числе и внешне — кто-то становится слишком высоким, кто-то набирает вес. Приходится отчислять?
Лаппо: Мы стараемся детей "сохранять", отчисляем только в вопиющих случаях. Впрочем, если человек по-настоящему одержим, то прорвется. У меня была ученица — Катюша Олейник — ее отчисляли после первого года обучения и после второго, казалось, эти плечи никак не расправить… Сейчас она — звезда мирового уровня. Танцует в разных странах мира, одержала победы на многих балетных конкурсах. Чем больше ей говорили, что у нее не получится, тем уверенней она твердила, что сделает это. Настоящий боец.
— Вы оба в прекрасной форме. И как я видела только что на уроке, для Ольги Александровны не составляет труда сделать любое па…
Лаппо: Гимнастика каждое утро — это обязательно. В форме надо быть хотя бы для того, чтобы правильно детей учить.
Саркисьян: Они берут глазами, а не ушами. Чтобы движение было правильным — его надо показать. Перед студентами приходится прыгать и извиваться, как уж. У нас в Академии искусств люди без хореографической подготовки. И попрыгать перед ними немало приходится. Форма как-то сама собой держится. Впрочем, почти все, с кем мы когда-то танцевали, сегодня в хорошей форме.
Елизарьев, московская школа и деревянные пуанты
Во многом свою счастливую судьбу на сцене артисты связывают с тем, что им выпал шанс познакомится с московской школой — Лаппо в свое время проходила повышение квалификации у самой Софьи Головкиной, а Саркисьян участвовал в международном конкурсе артистов балета. Ну и, конечно, то, что художественным руководителем минского театра оперы и балета стал Валентин Елизарьев, который смог в каждом из них увидеть что-то особенное.
Лаппо: Когда он вводил меня на роль Евы в "Сотворение мира", говорил, что там такая партия, что каждая балерина "заблестит". А когда я ее станцевала, сказал: "Это ваш личный творческий успех".
Саркисьян: Когда человек сам с искрой Божьей, он и в других ее видит. И никакие интриги здесь не вывезут. Мы очень благодарны судьбе, что с Елизаром (так называли Елизарьева в театре — Sputnik) посчастливилось работать. И поверьте, каждый хореограф перфекционист — не доверит он сольную партию кому попало, просто за красивые глаза. Думаю, то, что у нас обоих был московский опыт, тоже сильно нам помогло.
Лаппо: Когда я училась в Москве, это были разные миры. Оказалось, в Москве и Минске даже по-разному на пуантах стоят!
— Разве они не у всех одинаковые? Когда я в свое время увидела, как в театральных мастерских Большого делали пуанты, меня очень поразило — пальчики балерины стоят буквально на деревяшке.
Лаппо: Сейчас все по-другому. Весь балет танцует в импортных пуантах, американских или японских. На пальцы надеваются специальные силиконовые накладки — совсем другие ощущения. А раньше был комбинат, который делал пуанты. И они были ужасны. Ребята которые их делали, конечно, очень старались, но тогда были другие технологии. Ноги долго к ним привыкали. Пальцы стирались в кровь, у всех деформированы косточки. Особенно сложно приходилось после отпуска. После репетиций выходили абсолютно окровавленные. В туфлях приходилось вырезать дырки, чтобы хоть как-то всунуть ногу, которая вся в кровавых мозолях, нарывах. Но мы не брали больничные — мы так и танцевали на кровавых нарывах. Но все это казалось нам совершенно естественным, не обращали внимания. Боль привыкли не замечать. Особенно на сцене. Нам очень хотелось танцевать. Поверьте, все эти трудности — это сущие мелочи в сравнении с той огромной энергией, которую дает тебе сцена. Может, это кажется шокирующим со стороны — но когда ты этим живешь, когда видишь нечто высшее, чем просто усталость или физические трудности — он просто не замечается, отходит на второй план.
Саркисьян: Все оказалось так скоротечно. 20 лет пролетели как 2 дня. Мы не замечали ни травм, ни болезней.
— А травмы были частыми?
Саркисьян: Нет, если техника хорошо отработана, то травмы — редкость. Бывало, конечно, что рвали ахиллово сухожилие — это одна из самых распространенных травм в балете, с возрастом у всех болезни суставов появляются — как побочный эффект нагрузок и прыжков.
Лаппо: Травмы бывают, если танцовщика неверно выучили. Тогда может идти деформация ноги и другие беды — балерина просто не сможет танцевать. Поэтому я вырабатываю ноги девочек так, чтобы все делали грамотно и правильно — в этом залог их долгой жизни в балете. И эта "муштра" помогает.
— Кстати, по поводу "муштры"… У меня был стереотип о педагоге-репетиторе: железная женщина с прямой спиной, которая разговаривает с воспитанницами короткими командами, начисто лишена сострадания и воспитывает маленькие стальные гвозди. Вы полностью его разрушили: все у вас "детки" и "лапочки", голосок мягкий и тихий. Разве можно так воспитать балерину?
Лаппо: Мягкостью и спокойствием можно добиться большего, чем криком. Я очень люблю всех своих детей, но иногда приходится и прикрикнуть, если пропускают все мимо уха. Хотя я как-то сразу их приучила, что они не должны разговаривать, что надо напрочь забыть все, что происходит за окном, в телефонах и вообще во внешнем мире. Они вопят "спасибо за урок" и смотрят мне в рот. Просто вы видели детей, которые занимаются уже третий год. Вначале все не так было.
— Балетные в 37-38 лет уже пенсионеры. Для обычной профессии — самый продуктивный возраст, когда уже есть мастерство и еще хватает сил. Куда уходят из балета?
Саркисьян: Балет — искусство молодых. Уйти надо вовремя. Очень печально смотреть на балерину, которая выходит на сцену за 40, а то и к 50 годам. Вся эта дряблость мышц — она не украшает. Впрочем, биологический возраст у всех разный. Конечно, на пенсии никто не сидит. Кто-то остается в театре, чтобы работать педагогом-репетиром, кто-то уходит в гимнастику, хореографию и даже в цирк. А многим приходится начинать все сначала и осваивать какую-то новую профессию. Но балетные — они, во-первых, умеют упираться по жизни, а во-вторых, образное мышление помогает. Все балетные актеры в быту не белоручки — умеют и дом построить, и мебель собрать, и дерево посадить.
Лаппо: Прожив всю жизнь в балете, я могу сказать, что в памяти не остается всех этих трудностей, боли и преодоления. Можно много рассказывать о том, какая это тяжелая профессия — артист балета. Но ведь никто из-за трудностей не уходит. Наоборот — все балетные — это фанатично преданные своему делу люди. И вспомнить обо всех этих неудобствах меня заставили только ваши расспросы. То, что было потом, что получает артист во время работы на сцене, овации, признание публики и коллег — оно окупает все с лихвой. Остается только свет, добро, красота. И это самая прекрасная профессия в мире!
