Первый день в Минске новых впечатлений о городе нам не принес. Не успел. С утра, наскоро приняв душ, мы нашли первую попавшуюся закусочную с шаурмой перед дорогой к коллегам. Шаурма — это то же самое, что шаверма и кебаб. Так мы думали до свидания с шаурмой "По-армянски". Восточный мужчина клятвенно нас заверил, что такого мы еще не ели. Мужчина не обманул, но не ели мы такого не зря. При всем моем уважении к армянам, это было невкусно.
Первым пунктом обязательной программы было знакомство с коллегами. А то писать мы для них пишем, а в глаза друг друга еще не видели.
— Давайте встретимся на заправке и вместе съездим на Минское море.
— На Минское что?
— Море.
— То есть Псаки что-то знала?
— Поехали, увидите.
Скажем прямо: со статусом "море" минчане себе польстили. Роберт фыркал и бурчал, что у нас в Риге таких морей каждый пруд. Тем не менее, красиво. На берегу высажены пусть и искусственные, но пальмы. По водной глади туда-сюда шуруют паруса.
Минское море, или Заславское водохранилище, второй по величине искусственный водоем страны. Выкопали его в конце пятидесятых прошлого века, чтобы спасти столицу от паводков. Сейчас на нем оборудованы пляжи, бухты для катеров и школы серфинга.
Долго посидеть не получилось. Роберт, заядлый диггер, обнаружил в окрестностях Минска заброшенную ракетную шахту и рвался туда всеми фибрами души. Окрестности оказались в 110 километрах от города, но после российских расстояний нам уже было не привыкать. В кои-то веки нам повезло с погодой: весь день было тепло, солнечно.
Удивляет какая-то непривычная ухоженность. На протяжении всего пути — будь то деревушка, городок или просто лес — все чисто прибрано, как будто вылизано.
Причем сначала на это не обращаешь внимания, воспринимаешь как данность. Но постепенно начинаешь понимать, что что-то не так. Причем это не стерильность европейских городков. Скорее какая-то строгая, социалистическая честность.
По дороге въезжаем в город Молодечно. Аккуратные, чистые улицы, вдоль дороги — белорусские флаги. Выезжаем в центр. Слева площадь, справа парк. Все в цветах и флагах. На скамейках отдыхающие, с детьми и без.
— Елки, ну не может быть так, что живя в таком, у людей все было бы плохо.
Нам в комментариях уже двести раз сказали, что все здесь не так лучезарно, что люди просто не говорят нам о плохом. Несмотря на тягу к бункеру, Роберт сам вызвался пойти погулять, посмотреть на людей. Подходим к молодой паре с ребенком.
— Здравствуйте. Мы из Латвии. Как бы это глупо ни звучало, хотим просто поговорить. Можно?
— Можно, конечно.
Парочка смотрит с недоверием, я изо всех сил улыбаюсь, Роберт усердно ест мороженое. Не шпионы ни разу, короче.
— Как здесь живется лично вам. Вот вы — простая, молодая семья. Вы довольны жизнью?
— За последние два года тяжело стало. Работы мало, зарплаты порезали. Ребенку два года, жене пришлось уже выйти на работу, я один не вытягиваю. С дочкой мама сидит.
— Ну, а дальше что будет, как вам кажется? Наладится?
— Да с чего бы? Дальше будет еще хуже.
— Почему?
— Да кто же его знает…
— А уехать не думали? У нас из Латвии толпами валят.
— Раньше думал, а сейчас уже куда. Семья, ребенок. Да и не так уж плохо тут.
— То есть "хуже" и "плохо" — разные вещи?
— Получается, что так.
Прощаемся, идем к машине.
— Думаешь, он нас за шпионов принял?
— Нет, ну что ты. Тебе еще в конце надо было добавить: "Поздравляем, товарищ. Вы прошли проверку".
— Ну а как еще общаться?
— Надо кого-то напоить.
— Их напоишь…
Наконец, усаживаемся в машину, Роберт вбивает в навигатор координаты ракетной базы и начинает хищно мчаться в сторону Сморгони. Меня потихоньку укачивает, засыпаю. Просыпаюсь уже в лесу.
— Все, подъем. Приехали.
Глаза у Роберта горят, во лбу фонарик, в руках фотоаппарат. Идем через лес метров триста. Выходим на полянку. По периметру — четыре полукруглые бетонные глыбы. Те самые ракетные шахты.
— Так. Теперь нам надо попасть в командный пункт.
Я диггерством в своей жизни не занимался. В моем понимании, командный пункт — это уютный кабинетик где-то в центре полянки. Реальность оказалось более жестокой.
— Вот! Тут можно спуститься!
Роберт восторженно показывает на какую-то дыру в земле. Внизу темно и капает вода.
— Ты с ума сошел?— осторожно спрашиваю.
— Это и есть моя жизнь, Леша. Вот это то, что мне нравится. Давай за мной.
Вздыхаю, обреченно вваливаюсь вслед за Робертом. Внизу темнота, пол залит водой. Мы включаем фонарики и начинаем осторожно пробираться вперед. Местами приходится идти по арматуре, которая идет по периметру бывшего коридора, опираясь руками на полукруглые стены. По сторонам — вода, метр глубиной. Местами пол сохранился, но с провалами. Прыгаем с кочки на кочку, как акробаты. Попутно пытаюсь что-то сфотографировать, роняю телефон. Поймать поймал, но попутно потянул мышцу на ноге.
— Идти можешь?
— Могу, конечно. Только я не понимаю — зачем.
— За приключениями, Леша. И за хорошими фотками.
Хромая и тихонько матерясь, я обреченно прошагал за Робертом еще минут сорок. Первопроходцами мы не стали: всюду на стенах виднелась наскальная живопись с именами, датами и непечатными словами. Но Роберт был счастлив. Дошли до командного пункта. Роберт начал фотографировать. Правда, через очередную дырку в стене. Остальная территория была затоплена. Пока он бесновался с фотоаппаратом, я похромал обследовать близлежащие закоулки. Походил по комнаткам, поднялся по какой-то лесенке и вдруг увидел солнечный свет.
— Роберт! Тут можно выйти!
— Еще пять минут.
— Да хоть жить тут оставайся, я пошел.
Понимание того, что нам не придется проделывать обратный путь с прыжками, балансированием на жердочках и прочими приключениями придало силы, и я резво вскарабкался по песчаной насыпи. Протиснувшись в довольно узенькую дырку, я, наконец, вышел на поляну. Роберту с его габаритами пришлось тяжелее.
— Леша. Как ты вообще здесь протиснулся? Я же не пролезу.
— Это потому что кто-то слишком много ест.
— Не умничай.
Протиснулся. Стоим, курим. Грязные, измазанные по самую макушку.
— Роберт, ну вот зачем тебе это все надо? Ну какое в этом удовольствие?
— Это история, Леш. Самая настоящая, живая. Не вылизанные музеи, а то, что было на самом деле. Просто подумай: именно здесь в любой момент вот эта бетонная глыба по рельсам могла съехать в сторону.
— И?
— И полетела бы ракета в любую точку мира. А летали они на две тысячи километров. Здорово?
— Так себе.
Ковыляю до машины. По дороге заезжаем на заправку, смыть хотя бы один уровень грязи. Роберт, даже грязный, сияет, как именинник. В Латвии таких шахт уже нет, так что свою программу максимум за поездку он уже выполнил.
Возвращаемся в отель. Роберт безропотно принимает мое право на оккупацию ванны. Смыв с себя грязь ракетной базы, я вышел, покурил и лег спать. Снились мне бетонные полусферы, выезжающие на рельсах. И ракеты, способные пролететь две тысячи километров.
Сегодня встреча с бывшими соотечественниками и прогулка по Минску. Хватит мне шахт.
