Василий Винный, специально для Sputnik.
В зоне я смотрел какую-то программу про зеков и их родных, и в ней был сюжет о старушке, которую бил великовозрастный детина-сын. Любящее чадо отбирало у мамы пенсию. Дело происходило в какой-то российской деревушке, сын был пьяница, а старушка-мать — несчастна. В итоге соседи не выдержали, сдали дитя в милицию, и его посадили. В этом ролике меня поразили три вещи: во-первых, сын винил свою мать в том, что сидит, во-вторых, несмотря на то, что отпрыск вел себя как последняя мразь, мама все равно продолжала его любить и ждать, и, в-третьих, — поведение сына в колонии. Мать собирала передачи для своего ребенка и ездила в зону на свидания, но от встреч он отказывался, а вот еду забирал. Тогда меня особенно зацепила эта двуличная принципиальность: беспочвенные обиды на мать и получение посылок с абсолютно чистой совестью. А потом, еще немного посидев в зоне, я понял, что в этом нет ничего страшного: передача — это святое!
"Кабан" у аппарата
Уже в СИЗО понимаешь настоящую ценность посылки. Несмотря на то, что подследственным можно получать по тридцать килограммов продуктов в месяц от родственников, и многим столько передают, "кабанов" (так зонах и тюрьмах называют посылки и передачи) ждут с нетерпением. Казалось бы, попробуй, съешь такое количество еды… Но съедают… Съедают даже гораздо больше!
Чаще всего в камерах следственного изолятора сидят по несколько человек, которые хорошо "греются" (те, кому помогают из дома, а "грев" — это материальная помощь), и по несколько человек, которые не "греются" вовсе. Обычно все продукты из посылок "кладутся на общак", т.е. в общее пользование. Делить их стараются поровну. Продукты из передач используют, в основном, как дополнение к "положняку" (еде, которую готовят в СИЗО). Естественно, что разделенные на большое количество ртов посылки заканчиваются довольно быстро. А учитывая, что во многих камерах людей, которые не "греются", сидит больше, чем тех, кому помогают из дома, то посылок не хватает.
В СИЗО я узнал, как "зовут кабана". Где-то после обеда, перед тем, как охранники начинали разносить по камерам передачи, зеки становились возле двери, наклонялись и начинали хрюкать в "кормушку" (открывающееся окошко в двери, через которое подают еду, письма, передачи и вообще все, — находится чуть ниже пояса). Картина была потрясающая: куча взрослых мужиков, сидя на корточках, хрюкают в дверь, и каждый раз, когда кто-нибудь проходит мимо, прислушиваются, — не поставили ли там сумку с продуктами. Это делалось как бы полушутя, но когда после обряда хрюканья под дверью открывалась "кормушка", и в нее начинали подавать продукты, зеки утверждали, что им удалось "вызвать кабана". Причем, они в это верили, не до конца, конечно, но верили.
Практически в каждой камере с "первоходами" (зеками, попавшими в МЛС впервые) сидел "строгач" (у кого больше одной ходки в зону). Никто из "строгачей", с которыми я сидел, не "грелся". Им это и не нужно было, поскольку во всех камерах, где они находились вместе с общим режимом ("первоходами"), "строгачи" занимали верхушку иерархии, становились смотрящими и начинали распоряжаться всеми продуктами. Рассказывая о том, как нужно жить, о страданиях в зонах и своем героическом прошлом в борьбе с милицейским беспределом, они прекрасно питались и выменивали или просто выклянчивали более-менее дорогие вещи и средства по уходу за собой.
Помню случай, когда один из таких "смотрящих", морочивший нас рассказами о том, как сидел он еще при Советском Союзе, и о том, что его дома ждут молодая, красивая жена и дорогие автомобили, а также хваставший своим знакомством с ворами, устроил истерику из-за того, что один парень за ужином съел кусочек сала, который он присмотрел для себя. И это при том, что ели сало из посылки того самого парня.
Твое — мое
Поход за передачей в зоне был сопряжен с большим нервным напряжением, поскольку не ты один ждал посылку от своих родственников. Рассказывали, что некоторые зеки отмечали в календаре время, которое осталось другим заключенным до получения передач. И за пару недель до этого начинали навязывать свою "дружбу" будущим счастливцам. Но то были очень хитрые зеки. И их было немного.
Когда дневальный сообщал, что ты должен идти за передачей, все, кто был рядом, оживлялись. Даже те, с кем ты мало общался, начинали называть тебя "братишкой", похлопывать по спине и интересоваться: "Ну, что там наша мама привезла?"
А когда ты волок сумку с едой с КПП в отряд, все более-менее знакомые зеки тебя радостно приветствовали и тоже называли "братишкой", даже те, с кем, кроме приветствий, ты ни разу словом не обмолвился. В подобной ситуации желательно здороваться вежливо, но так, чтобы сразу была видна дистанция в отношениях.
Цирк начинался в отряде. Там появлялась уйма неожиданных друзей, которые начинали живо интересоваться здоровьем твоих родных и предлагали попить твоего кофе с твоим же шоколадом. А после непринужденной беседы за чашечкой кофе ненавязчиво просили угостить салом. Кроме "друзей", приходили люди и просили "дать на встречу" (святая просьба, отказать в которой невозможно, поскольку "встречать" будут кого-то из штрафного изолятора). Кроме того, нужно было угостить чем-нибудь завхоза, бригадиров и прочих заключенных при должностях. После всего этого приходили совсем уж жалкие зеки, у которых никогда ничего нет. И это только в родном отряде, а ведь могли еще из соседних найтись нуждающиеся "друзья". И все эти люди ходили по кругу, пока у тебя что-то было либо пока ты не начинал откровенно посылать, — кого-то грубо, кого-то вежливо. После этого зеки начинали обижаться и обсуждать, какой ты плохой и жадный, забыв, что ты уже роздал многое из передачи.
Помню, знакомый парень мне как-то сказал: "В начале срока я не мог есть, когда на меня кто-то смотрел, обязательно нужно было поделиться, сейчас же вообще по барабану, даже послать могу, чтобы не пялились".
Так со временем жалость в зоне уступает место расчетливой жадности: угощаешь только близких людей или тех, кто потом может пригодиться. Остальных же учишься красиво посылать, и тебе становится абсолютно "по барабану" их плохое отношение.
Откуда не ждали
Не знаю, как в других колониях, но в нашей зоне заключенные утверждали, что милиция у них крадет продукты из передач.
Посылки приходили по почте. Их приносили в зону и вскрывали сразу при зеках, после чего отдавали. Передачи же привозили в колонию родственники, отдавали их работницам "комнаты свиданий", те обыскивали сумки на глазах у посетителей и только после этого разрешали общаться с заключенными. Пока шло свидание, передача лежала открытой в соседней комнате. После того, как встреча заканчивалась, родственники уходили, а заключенных вели забирать передачи. В них всегда лежал список продуктов с указанием веса. Зек должен был написать в этом листке, что передачу получил и претензий не имеет.
После всех формальностей ошалевшие от свидания мужики второпях складывали продукты в свои сумки и уходили в отряд, даже не сверяясь со списком, точнее с указанным там весом. И только придя и разложив передачу, обращали внимание, что части продуктов не хватает. Если быть точным, то продукты были все, а вот их частей не хватало.
В качестве примера приведу колбасу, которую "свиданщицы" (так в зоне называли работниц "комнаты свиданий") разрезали на несколько частей. Собирая в отряде эти части воедино, некоторые зеки обнаруживали, что в палке копченой колбасы (другие в зону передавать не разрешали) не хватает куска из середины. Звонили родственникам, те в недоумении утверждали, что передавали колбасу целиком.
Кофе, конфеты, печенье, — буквально из всего, из чего можно было украсть незаметно какую-то часть, — обворовывалось. При этом у "свиданщиц" было понятие "справедливости": они тянули только у зеков, которым приходили большие и богатые передачи, хотя, может, это делалось в надежде на то, что не заметят… Замечали, но ругаться не шли — себе дороже, тем более что обе женщины (в "комнате свиданий" их было две) были женами милиционеров, занимавших высокие должности в зоне.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
