Василий Винный, специально для Sputnik.
Публика в зоне была очень разношерстной. Сидели представители всех слоев населения: от полуграмотных гопников до кандидатов наук и бывших замминистров. Мой знакомый любил повторять: "Хорошо, что сейчас сидим, когда в зоне можно встретить множество приличных и образованных людей. Лет десять назад мы бы не встретили в лагере столь замечательное общество"…
Злодеи должны быть коварны…
В зоне сидеть было бы гораздо проще, если бы там не было зеков. Несмотря на весь дурдом, который создавала администрация, наибольшие проблемы доставляли друг другу заключенные. Об этом задумывался не только я, но и многие мои товарищи.
Если быть абсолютно честным, то после отсидки я несколько разочаровался в мужской части населения нашей родины. Больших сплетников, завистников и более слабых личностей, чем те, кого я встречал среди зеков, мне видеть не приходилось. Естественно, не все проявляли подобные качества, но большинство. Вообще, зона — это прекрасная проверка "на вшивость". Побывавшие там либо окончательно опускаются, прогибаясь под общие настроения и порядки, либо, если есть какой-то моральный стержень и хоть немного мозгов, характера и желания работать над собой, сохраняют себя и становятся сильнее. Хотя какая-то профдеформация происходит в любом случае, и волей-неволей вовлекаешься в господствующую в зоне систему ценностей.
А основная ценность там (на словах) — это "быть мужиком". Не мужчиной, а именно мужиком. Помню, один раз я сказал группе осужденных: "Здравствуйте, мужчины!". Что после этого началось! Из их сумбурных и крайне эмоциональных объяснений я понял, что они не мужчины. Нет, они — мужики! "Потому что гомосексуалист тоже мужчина, но не мужик", — сказал мне зек, любящий и умеющий порассуждать о Боге, Духе, взаимопомощи, о мужиках и их отношении к матери. Это был "мужик", получивший 25 лет за то, что пьяный вместе с братом избил и зарезал беременную девушку и еще кого-то. Редкая мразь и стукач, который через полчаса после разговора с тобой мог пойти и сдать тебя. Либо попробовать "съесть" ради собственной выгоды или поднятия жизненного тонуса.
"Съесть", "схавать" или более грубо — "сожрать" значило построением всяческих комбинаций, интригами или просто давлением на психику подчинить человека или лишить его каких-то преференций со стороны администрации. Вообще уничтожить. Несмотря на "арестантское единство", первым и основным занятием зеков было "жрать" друг друга. Помню, как мне с восхищением рассказывали о людях, которые плели интриги такой сложности, что под "молоток" попадала куча людей из разных отрядов вместе с выбранной жертвой, причем никто не мог догадаться "откуда ноги растут" и против кого именно интрига.
Я этим тоже восхищался, потому что не воспринимал как подлый поступок, а видел лишь мастерское исполнение.
Второе прекрасное выражение — "подкусывать". "Подкусывают", когда хотят "съесть" или просто морально прибить. "Подкусывание" — довольно тонкий инструмент. Практически все шутки у зеков грубые, но при разговоре и подколках стараются держаться в определенных рамках. Оскорбительно шутят только за глаза.
Так вот, "подкусывание" происходит на очень тонкой грани между грубой шуткой и оскорблением. Вначале "подкусывают" осторожно, прощупывая почву и проверяя рекцию. Если собеседник "хавает" это (т.е. принимает, не давая отпора), шутки становятся наглее, злее и агрессивнее, пока не перерастают в прямые оскорбления. Естественно, отношение к жертве таких "подкусываний" становится соответствующим, и ее уже начинает гнобить весь дружный коллектив, рассказывающий друг другу об арестантском единстве. Более-менее адекватное меньшинство в этих подколках не участвует, оно вообще старается держаться подальше от этой части лагерной жизни, но и помогать жертве никто не собирается…
Коней меняют на переправе
У многих зеков есть "кони". "Конь" — это слуга. В "кони" можно попасть за косяки, в "кони" могут "прибить" (силой или хитростью против воли), "конем" можно стать по собственному желанию, если никто не помогает с воли. Если сидишь давно и наметан глаз, то, глядя на новичка, сразу и практически без ошибок понимаешь: "конь"!
Людей, которые будут "конями", определить довольно легко. У них на лицах есть некоторая печать "недалекости" и "косяковости".
"Конь" должен выполнять все поручения своего хозяина. Он готовит, стирает, греет воду на чай и мытье, бегает по разным поручениям, развлекает хозяина. Вообще, "коней" не жалеют и периодически гнобят, в зависимости от хозяев, и глумления бывают разные, пожестче или помягче. "Коней" периодически поколачивают за всевозможные косяки или чтобы помнили свое место.
Поначалу я не понимал и не принимал такого жесткого обращения. Но, пообщавшись с этой категорией зеков, понял, что по-другому с ними нельзя, по-другому они не понимают. Более того, как только они чувствуют, что человек относится к ним более-менее нормально, сразу же пытаются сесть на шею. Они уважают только тех, кого боятся, поэтому чувство страха перед хозяином должно быть всегда.
Сколько забитых, запуганных, жалких "коней" я видел, с которыми хочется поделиться хоть чем-то, которым нужна поддержка. Но стоит им увидеть в тебе жалость, проблески доброты или слабинку… все: лучшее, что можешь от них ожидать, — нож в спину. После того, как я присмотрелся к большинству людей, попадающих в "кони", я понял: их нужно учить, учить и еще раз учить, в том числе и физически, только в этом случае они способны к конструктивному диалогу. Естественно, не все настолько испорчены. Я и не стараюсь сгребать их в одну кучу, поскольку люди различаются, а я рассматриваю здесь общую картину, то есть говорю о большинстве.
"Конями" меняются, есть общественные "кони", выполняющие хозяйственные работы по отряду, а заодно просьбы заключенных. У "коней" работа есть всегда, но им за нее платят. Более того, хозяину часто приходится "разгребать косяки" за своим подопечным. Также хозяева своих "коней" кормят (сверх еды, которую дают в столовой) и одевают. В общем, полный соцпакет, не считая того, что "кони" ухитряются понемногу красть у своих хозяев. "Кони" в этом плане редко бывают чистоплотными. Держать "коня" по всем правилам сродни содержанию автомобиля на воле — довольно затратная статья расходов.
У моего знакомого, Художника, был помощник (сейчас в зоне любят называть "коней" более политкорректно: "помощник" или "младший семейник"). Мужичок плюгавенький, черный от пьянок на свободе, совсем без помощи с воли и с ясными глазами — без слез не взглянешь.
Мой знакомый, как человек широкой души, начал этого мужичка (назовем его Вася) подкармливать и поить чаем. А просил лишь, чтобы Вася готовил чай, который они вместе пили, и выполнял иногда мелкие просьбы. За это Василий получал огромные бонусы в виде сала, сигарет, сгущенки и неплохого отношения.
Со временем Художника стала смущать крепость чифира (очень крепкий чай), который заваривал Вася. Он проследил за помощником. Оказалось, что тот ссыпает часть чая себе. Потом выяснилось, что Вася многое крал у Художника. А потом он вообще раскрылся как беспринципная сволочь.
Василия били ногами на промзоне сочувствующие люди, били не раз. Ему периодически давали тумаков в жилой зоне. На него кричали и ему пытались объяснять, что он ведет себя по-свински. Его уговаривали. Васю ничего не брало: он косячил, крал, пытался строить козни. В итоге Художника это утомило, и он отпустил Васю на вольный выпас. После чего оказался, с Васиных слов, очень плохим человеком.
Небольшая подмена ценностей
В зоне все разделяется на два уровня: то, о чем говорят, и то, чем живут. Говорят обычно об арестантском единстве и взаимопомощи, поддержке, ответе за свои слова и прочих благородных идеалах. Живут же, ничего и никого не жалея в борьбе за "место под солнцем", стараясь унизить более слабого неприкрытым эгоизмом… Нечто подобное наблюдается и в обычной жизни, но с небольшим отличием: люди и условия немного разные, а соответственно, и методы.
В МЛС на поверхность всплывают те, кто на свободе находится на задворках, маргиналы. Тюрьма — это их стихия, и остальным приходится принимать (по возможности, не полностью) правила игры…
Я освободился со стойким чувством неприязни и недоверия к двум категориям граждан (за исключением некоторых представителей в каждой из них): милиционерам и зекам. И вот что удивительно: многие освобождаются с этим же чувством.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
