Василий Винный, специально для Sputnik.
Лично меня арестовывали лицом в лужу, причем это была единственная лужа в радиусе десятка метров. Со мной в отряде сидел бывший спецназовец, который рассказал, что где бы ни была грязь, тебя в любом случае попытаются дотащить до этого места и плюхнуть туда. "Это одна из мер психологического давления на человека, чтобы он меньше думал о сопротивлении", — наставительно сказал парень.
Хочешь не хочешь, а мыться негде
Меня завезли в ИВС (изолятор временного содержания: в нем после ареста могут держать до трех суток, пока на задержанного оформляют бумаги) старого образца. Вместо нар "сцена" — деревянный подиум во всю длину камеры у противоположенной от входа стены. Одна лампочка над входом, тусклый свет от которой практически без остатка поглощали темные стены, покрытые "шубой". Раковины не было: кран тек прямо в "лузу" (назвать чашей Генуя эту дырку в полу язык не поворачивается). Камера была достаточно грязной и неприветливой. Попадая в такие условия, в последнюю очередь думаешь о мытье, так, слегка обмоешься и все: сидишь — думаешь — переживаешь.
Даже потом, когда я немного привык к тому, что сижу, приезжая в ИВС по вызову следователя, я с трудом представлял, как там можно более-менее тщательно помыться. Благо пребывание в этом изоляторе длилось не больше нескольких дней, а по приезду с этапа, еще до того, как разводили по камерам, все желающие могли пойти в душ.
Вещи после ИВС нужно было стирать обязательно, они воняли затхлостью, табачным дымом и каким-то "бомжатником", как этот запах называют зеки. Название, кстати, очень четкое.
В ИВС я впервые заметил разделение, которое потом будет отчетливо проявляться в течение всего срока.
Я был в камере со "строгачами", имеющими по две и более "ходок". Когда я сидел, в ИВСах особенно не следили за разделением по режимам содержания, поскольку места там было мало, а людей проходило много. "Строгачи" и "первоходы" (люди, впервые попавшие в МЛС) в то время сидели вместе. И вот именно среди "строгачей", пребывание "за решеткой" для которых не было таким шоком, как для меня, я увидел, что одни просто сидели, не ухаживая за собой и лишь по утрам ополаскивая лицо. А другие, даже в таких грязных, темных и сырых камерах, старались по возможности каждый день умываться, протирать пол, как-то наводить порядок вокруг себя. Эти вторые — энергичные и деятельные люди, глядя на которых было видно, что они в любых условиях попытаются сделать жизнь для себя комфортной.
Только холодная
В СИЗО дела с душем обстояли иначе. Там раз в неделю каждую камеру выводили мыться. Это общая установка по всей пенитенциарной системе: зеки раз в неделю должны ходить в баню. Общие души в тюрьмах и зонах почему-то называются банями. Это единственное, что было общего между тремя тюрьмами, в которых я сидел. Дальше начинались сплошные различия.
В Жодино, например, на помывку каждой камере давали строго ограниченное время, минут 10-15. И когда на один душ приходилось по полтора-два человека, то этого хватало лишь на то, чтобы очень быстро намылиться и обмыться. Периодически в глазок заглядывал контролер и подгонял: в стене было специальное отверстие, чтобы милиция могла следить за тем, как моются заключенные. Естественно, стирать вещи в душе было запрещено. Для этого в камерах стояли тазы, воду в которых грели кипятильниками. Иногда в этих же тазах грели воду, чтобы, стоя над туалетом, помыться. Но поскольку это было запрещено, старались заниматься водными процедурами втихаря.
Володарка… Володарка была абсолютно другой! Вообще очень хорошая тюрьма для сидельцев. Я бы сказал — прекрасная! Старая, темная, как казематы из фильмов про средневековые остроги, она была построена в начале XIX века и видела многих крупных исторических деятелей. Володарка дышала историей, мрачной историей, тюремной, страшной, но в этом дыхании она сохранила свои традиции.
После жодинских помывок в бане, душ в Володарке казался практически домашним. Находящийся в подвале, темный, долгое время без ремонта, он подкупал огромным количеством "сосков" (таким интересным словом называют в тюрьмах и зонах душевые лейки) на небольшой коллектив камеры и гораздо большим, по сравнению с Жодино, временем, которое давали на мытье. Но самым главным преимуществом было то, что за пачку сигарет охранник выводил заключенных из камеры в душ, когда это им было нужно. И тогда уже зеки полоскались "до посинения". Но это было в те времена, когда я сидел, можно ли сейчас договориться с милиционером насчет похода в баню — не знаю.
Суровый майор
Третья тюрьма, в которой я некоторое время (слава Богу, недолгое) сидел, было СИЗО №2 в Витебске. На данный момент худшая тюрьма для жизни. В свое время ее "сломал" (навязал заключенным милицейские правила жизни) легендарный майор Пузиков (фамилия и звание изменены). Об этом человеке знают все белорусские зеки. И поминают, несмотря на то, что он уже некоторое время на пенсии, недобрым словом. Сначала он "ломал" Жодино, сделав ее полностью "красной" (то есть подмяв под милицейские порядки), а потом майора перевели в Витебск.
В Жодино я сидел через несколько лет после ухода Пузикова, и режим, навязанный им, начал несколько ослабевать. Но с самого заезда в тюрьму все равно чувствовалось, что будет тяжело. Те, кто сидел при Пузикове, в один голос говорили: "Он топил тюрьму в крови". Постоянные побои, "пожарные тревоги", когда заключенные, выбегавшие из камер, попадали под град дубинок выстроившихся в ряд охранников. Обо всем этом мне рассказывали старожилы тюрьмы. Также среди зеков стала крылатой фраза, которую якобы сказал Пузиков: "Мне тяжелее списать служебную собаку, чем зека". Справедливости ради стоит отметить, что физически этот суровый человек наказывал не только заключенных, но и провинившихся милиционеров.
СИЗО №2 освободилось от Пузикова незадолго до моего приезда и поэтому еще крепко соблюдало его заветы. Там было просто: к нам в камеру заглянул охранник и спросил, пойдем ли мы в баню. Мы согласились. Придя в душ, милиционер меланхолично заметил, что горячей воды нет, и ушел. Мы потоптались минут пятнадцать. Никто не мылся. Потом нас повели обратно в камеру. Благо в этой тюрьме мы были транзитом и могли позволить себе некоторое время не мыться.
Не турецкая баня
Про зону ничего плохого сказать не могу. Во время общего переобустройства в ней сделали неплохой ремонт, и она стала выглядеть очень даже ничего. Посреди помещения стояли невысокие каменные постаменты, на которые зеки, подложив пакеты, садились, чтобы постираться или почистить ноги пемзой. Пакеты были необходимы, поскольку в теплом сыром помещении можно было легко подцепить грибок. Мой товарищ, кстати, так и заразился сыпью в паху, сев на этот постамент и ничего не подложив.
Каждый сектор (в одном секторе жило два отряда) делился на четыре захода, которым давалось на помывку примерно по полчаса. В зоне были любители помыться, приходившие в баню с первым заходом и уходившие с последним. Они мылись, стирались, грелись под теплым душем. Естественно, в бане были очереди, поскольку на десять "сосков" приходилось примерно по тридцать-сорок человек.
Естественно, при таком количестве голых моющихся мужиков, в условиях, когда самым страшным считается попасть к "опущенным", поведение в бане было довольно строго регламентировано. Один из способов стать "опущенным" — "законтачиться", то есть случайно или специально дотронуться до мужских половых органов, трусов или прочих вещей, связанных с чужими гениталиями. Поэтому и все запреты были связаны с опасностью "законтачиться".
Во-первых, в бане ни в коем случае нельзя было драться, любые конфликты должны были решаться зеками уже после того, как они оденутся. Во-вторых, нежелательно было проходить слишком близко от другого заключенного. Ну и основное: все время нужно было смотреть по сторонам, чтобы никого не зацепить или не задели тебя.
А так, баня в зоне была местом постоянных шуток и подколок. Кстати, по поводу мыла, уроненного в душе, — это шутка, видимо, вышедшая из старых времен, когда действительно не следовало наклоняться, чтобы его поднять. Конечно, новички побаивались лишний раз поднимать с пола то, что упало. Те же, кто сидел давно, вообще этими вопросами не заморачивались. Хотя стоило кому-то что-нибудь уронить, — и со всех сторон раздавались соответствующие комментарии под дружный хохот заключенных.
Но не всех веселили шутки в бане. До сих пор помню парня, который мылся в трусах. У Пети (назовем его так) была очень "нежная" фигура, притягивавшая нескромные взгляды заключенных. В общей бане он становился центром всеобщего внимания. И, думаю, если со взглядами, которые можно было потрогать, настолько плотными они были, Петя научился справляться, то шутки вполголоса о том, что бы с ним сделали, его напрягали, тем более, что эти разговоры длились и после бани, пока буйная фантазия зеков не переключалась на что-нибудь новое. Конечно, время было уже не то и дальше слов дело бы не пошло. Но слова рождают отношение, а отношение — образ жизни. Понимая это, Петя, от греха подальше, начал мыться в трусах. Зеков это слегка расстроило, но своего он добился — разговоры понемногу утихли.
Вообще, баня в зоне слабостей не прощает, и любой недостаток обязательно будет высмеян в самой жесткой форме. Поэтому иногда, чтобы просто помыться, приходится полностью изменить себя, свой характер, отношение к жизни, и стать немного сильнее.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
