Лев Рыжков, Sputnik.
Беловежским соглашениям, положившим конец существованию Советского Союза, 8 декабря исполняется 24 года. Споры вокруг этого события не утихают до сих пор. Кто-то расценивает Беловежские соглашения как преступный сговор предателей, кто-то — как торжество суверенных демократий.
Свою оценку этому историческому событию в эксклюзивном интервью Sputnik озвучил один из участников — Геннадий Бурбулис, занимавший в 1991 году пост государственного секретаря РСФСР.
- Геннадий Эдуардович, каково ваше видение причин краха советской системы? Это стало следствием влияния извне или прогнила система? И почему республики, одна за другой, вдруг заговорили о независимости?
— На самом деле до сих пор мало кто знает, что инициатором обретения республиками суверенитета был Центральный комитет КПСС, который в одной из резолюций XIX партконференции 1988 года фактически призвал республики к суверенизации, в целях "обеспечения справедливого положения республик и народов, их населяющих". И этот призыв в дальнейшем закреплялся раз за разом, в том числе и в решениях пленумов ЦК.
Я вам скажу больше, и об этом мало кто сегодня говорит, даже знает: в мае 1991 года в три тура проходили выборы главы республики (тогда РСФСР), и руководители РСФСР Виталий Воротников и Александр Власов все свои выступления посвятили тому, что Россия должна обрести полноценный государственный суверенитет. Не демократы, не Борис Николаевич Ельцин. Суверенитет осознавался как необходимость именно в верхушке КПСС.
- А разве партийная верхушка не осознавала риски такой политики?
— Думаю, что это была продуманная, ответственная позиция, которая реально отвечала новым возможностям сохранить Советский Союз, освобождая республики от партийного диктата, от диктата союзных органов, и давала им реальную возможность самостоятельного развития. Это была хорошая и правильная стратегия. Только она была непоследовательна и стеснена идеологическими рамками.
Эти прекрасные идеи были опрокинуты (это все хорошо знают), когда был подготовлен проект договора Союза Суверенных Государств. Его подписание назначили на 20 августа 1991 года. Люди, которые сформировали ГКЧП, категорически не согласились с этой эволюционной формой перехода Советского Союза в новое качество. И объявили чрезвычайное положение, чтобы сорвать подписание этого коллективного документа, подготовленного в серьезных дискуссиях, спорах и разногласиях.
В недрах КПСС действовали разные направления. Одни силы — реформаторские и эволюционные, которые до определенных пор были с Горбачевым. Другие — консервативно-охранительные — и представить себе не могли, что СССР способен существовать в каком-то новом юридическом и правовом виде, перестать быть ядерной державой с милитаризованными акцентами, смягчить диктатуру КПСС.
- То есть это был бы СССР-light? Единая управляющая структура и много самостоятельности на местах?
— Да. Но члены ГКЧП выступили, нарушив все законы, объявили Горбачева недееспособным. И нам пришлось объявлять неповиновение антиконституционному выступлению ГКЧП, призывать население Российской Федерации поддержать позиции руководства России.
- Одним из аргументов тех, кто обвиняет участников Беловежской встречи в предательстве интересов советского народа и развале страны, являются данные мартовского референдума 1991 года. Тогда за сохранение СССР было отдано более 76% голосов. Почему не учли мнение народа?
— Имеет место целенаправленная дезориентация тех, кто оперирует этими показателями. Во-первых, в референдуме 17 марта из 15 республик Советского Союза не участвовало шесть. Не участвовало! Шесть! Прибалтика, Грузия, Молдавия и, по-моему, Азербайджан. Во-вторых, Украина сформулировала свой вопрос и дополнила вопросы референдума пунктом о возможности избрания президента. В-третьих, Россия добавила свой вопрос о введении поста президента.
Референдум о сохранении Советского Союза не имел той желательной легитимности, не имел той процедурной чистоты и последовательности, на которую сейчас ссылаются люди. Но все действия, которые в дальнейшем происходили в России, также происходили на основании волеизъявления народа.
И наконец, срыв процедуры подписания нового союзного договора стал последним звеном в необратимости распада советской системы. После этого все усилия Михаила Сергеевича (например, Новоогарево-2), были уже беспочвенны. Все республики, так или иначе, сознавали, что на союзный центр надеяться нельзя. Экономика испытывала глубочайший кризис. Источники жизнеобеспечения были парализованы. Ни один союзный орган власти ничем уже не управлял.
И в этой ситуации мы вынуждены были, по решению пятого съезда народных депутатов РСФСР, начинать радикальные экономические реформы. Об этом же, так или иначе, задумывались республики.
Когда 1 декабря прошел референдум о государственной независимости Украины вместе с выборами президента, когда прошли выборы в Казахстане, возникла абсолютно новая правовая ситуация в разных пространствах Советского Союза. Надо было эту ситуацию обсудить, осмыслить, понять. Самое главное — осознать последствия того, что произошло. И вот с этой целью мы собрались в Беловежской пуще.
Мы убедились, что Леонид Кравчук исключает какие-либо возможности вернуться к идее нового договора, что Украина безвозвратно уходит в новое плавание. Кравчук даже так говорил: "Я не знаю, где Кремль. Я не знаю, кто такой Горбачев".
И тогда мы стали думать: что же в этой ситуации делать? Можно ли разъехаться, не предприняв никаких действий? Если мы разъезжаемся — что нас ждет завтра и послезавтра? В каком правовом пространстве мы будем находиться? Советского Союза де-факто нет. Республики полностью взяли ответственность за жизнеобеспечение на своей территории. И мы не знали, кто мы.
Тогда родилась формула Содружества Независимых Государств, где во главу угла был поставлен критерий независимости. Тем не менее эти государства должны быть готовы принять формулу Содружества. Мы ведь дружественные друг другу. Мы все прошли через испытание тоталитарной идеократической империей. И у всех у нас тогда возникали схожие проблемы: чем людей кормить, как обеспечить подготовку к отопительному сезону? Как управлять этим наследством?
- Правда ли, что встреча в Беловежской пуще изначально была посвящена топливно-энергетическим проблемам?
— Да. Станислав Шушкевич попросил Бориса Николаевича приехать и во главу угла поставил необходимость обсудить вопросы обеспечения газом, топливом, нефтью — реальные практические вопросы экономики. И принято было решение — готовить такой визит.
А 1 декабря Украина делает этот исторический выбор. То же самое и Казахстан. Было предложено: может быть, нам встретиться в новой ситуации? Надо было попробовать ее обсудить ответственно. И было согласовано, что приедут Кравчук и Назарбаев с делегациями. В итоге Кравчук приехал, а Назарбаев не доехал. Он в Москве остановился, общался с Михаилом Сергеевичем. И они вместе решили, что ему туда приезжать не стоит.
Не приехав, Назарбаев, можно сказать, помог. И нам и истории. Потому что были республики-основатели Советского Союза в 1922 году. В их числе была еще и Закавказская республика, но она перестала существовать. И вот мы, как три республики-создательницы Советского Союза, провозгласили, что Союз Советских Социалистических Республик как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование.
- Были ли какие-то споры, какие-то эмоциональные моменты?
— Нет. Хотя не очень понятно было, в чем сердцевина этого соглашения. Как его юридически, политически и мировоззренчески выразить? И вот, когда появилась формула, что Беларусь, Российская Федерация и Украина как основательницы Советского Союза констатируют, что СССР прекращает свое существование, началась нормальная динамичная работа по основным статьям.
Соглашение — всего две странички, 14 статей, из них четыре процедурных, но в документе был спрессован опыт мировой истории. И по основным признакам документ соответствовал стандарту государств новой демократии.
А уже 12 декабря, по инициативе Назарбаева, собрались восемь республик, чтобы эту ситуацию оценить. И они приняли решение, что намерены стать соучредителями соглашения, которое мы подписали 8 декабря. 21 декабря в Алма-Ате была подписана декларация о том, что эти восемь республик это новое соглашение поддерживают как соучредители.
23 декабря документы были приняты Организацией Объединенных Наций и зарегистрированы в нормах международного права. Все члены Содружества Независимых Государств получили статус членов ООН, а Россия стала правопреемником Советского Союза в Совете безопасности и по всем обязательствам.
- Почему после подписания документов сначала позвонили Бушу, а лишь потом — Горбачеву?
— Сначала позвонили маршалу Шапошникову. Он был министром обороны. Маршал сказал, что решение сложное, но он его понимает. А затем позвонили Бушу. Андрей Козырев переводил, а Борис Николаевич разговаривал. Это было важно, потому что мы понимали, что Горбачев уже ни на что не влияет и ничем не управляет.
И как бы Михаил Сергеевич не обижался, что ему позвонили после Буша, но содержательно, по масштабу того, что произошло, эта очередность звонков была уместна, правильна и своевременна. Во время звонка Буш спросил: "Что с Горбачевым?" Борис Николаевич сказал, что с Михаилом Сергеевичем все в порядке, и ему найдем достойную форму преемственности.
Все это было 8 декабря. А 25 декабря Горбачев по Центральному телевидению объявил, что с тревогой относится к этому выбору и перестает исполнять свои полномочия. Над Кремлем был спущен флаг СССР и поднят флаг России.
- А правда ли, что оригиналы соглашений исчезли?
— Нет, неправда.
- И где они находятся?
— Во-первых, они не исчезли. Во-вторых, они были в трех экземплярах. Каждая из республик имела и имеет свой экземпляр.
- Говорят, что эти соглашения не имеют силы, потому что республики были должны принять решения о выходе из Союза по отдельности на съездах народных депутатов.
— 10 декабря это соглашение ратифицировали в Белоруссии и Украине, денонсировав союзный договор. 12 декабря то же сделал высший законодательный орган Российской Федерации. В этом отношении достаточно легитимности. 23 декабря мы были признаны мировым сообществом в структуре Организации Объединенных Наций.
Но еще надо иметь в виду, что мы получили легитимность социальную. Ни один милицейский взвод, ни один военный полк, ни один местный законодательный орган, ни одно политическое движение не выступили против этого решения и не объявили себя неподчиняющимися этой новой исторической реальности. Мы получили нравственную, культурную, мировоззренческую легитимность. Это самый серьезный тип легитимности.
- Как вы объясните ностальгию по Советскому Союзу?
— Я думаю, что это, во-первых, достаточно естественно, потому что народам живется сейчас тяжело. Они испытывают трудности, беспокоятся за детей и внуков. У многих пожилых людей — ветеранов и пенсионеров — жизнь стала значительно сложней. Но при этом мы переживаем реставрацию советской, имперской системы ценностей.
Люди охотно забывают, что было плохого и даже невыносимого. Они помнят социальную стабильность. Помнят какую-то предопределенность с детского садика до пенсии. Но они не помнят пустые прилавки, карточки на продукты питания. Люди забыли вооруженные конфликты, национальную резню. Люди забыли железный занавес, забыли отсутствие большинства естественных, элементарных свобод.
