Ольга Обуховская, Sputnik.
Влюбленная парочка, летящая на сером волке. Гармоничная семья — музицирующая за фортепиано супруга и тщательно натирающий паркет муж. Мечтатель утром — чашка чая на клетчатой скатерти, кот на стареньком диване и пальмы за окном типовой хрущевки. Персонажи Валентина Губарева — обычные, непафосные люди.
Работы белорусского художника, с любовью, тепло рисующего город и, особенно душевно, — провинцию, имеют постоянный успех на выставках во французских галереях. Альбом живописных работ Валентина Губарева "На земле, напротив неба" вышел в июне в издательстве "Контакт-Культура" в Москве.
Корреспондент Sputnik побывал в мастерской известного белорусского художника и поговорил с мастером о том, что для него главное в творчестве.
В банальном видеть небанальное
— Издатели нашли мои работы в интернете, заинтересовались, связались со мной. В процесс подготовки альбома я не вмешивался. Правда, когда мне прислали текст, немного повеселился, потому что он назывался "Блистательный Губарев". Дело в том, что это прилагательное не очень подходит к тому, что я делаю. "Блистательный" относится к художникам романтической, героической школы, например, Делакруа, Брюллову, но не ко мне.
Некоторые критики обо мне пишут: "Основная особенность его творчества — в банальном видеть небанальное". А ведь это, наверное, действительно так. Мне интересно заглянуть в небольшой дворик, непарадный подъезд, в обычную хрущевку, где течет повседневная жизнь, а в интерьерах царят предметы, знакомые всем… И на основе увиденного попытаться сделать произведение искусства (на какую оценку, это другой вопрос).
У меня нет батальных сцен. Зато всегда на картине есть люди и отношения между ними, иногда одиночество…
В этом мире существуют деревья, животные, птицы. Это тоже мое. Я еще никогда не рисовал столичные проспекты, троллейбусы, красивые спальные районы. Как правило, на моих картинах живут своей жизнью небольшие провинциальные города, простые люди, которые ждут сочувствия, понимания. Я ни в коем случае не смеюсь над своими героями. Я их люблю, переживаю вместе с ними.
Я не ученый-историк и не режиссер, который снимает историческое кино, где все должно соответствовать той или иной эпохе. Его могут упрекнуть в том, что он швейную машинку не той модели в кадр поставил. А для меня главное — художественный образ. И если некоторые несоответствия помогают мне выразить яснее идею, я их использую.
В основном, опираюсь на память, конечно же, далеко не идеальную, которую проношу через свою жизнь — детство, юность, взрослость. Человек ведь соткан из настоящего, прошлого и будущего. А у моего сына, например, в картинах, в основном, будущее. В его концептуальном творчестве ему важно заглядывать вперед.
Нижний Новгород — Москва — Минск
— Художником нельзя называться только лишь потому, что у тебя есть диплом.
Используя то, чему тебя научили, необходимо найти себя, свое лицо, свой почерк. А если все будут писать в одном стиле, скульптуры лепить одинаковые, придется читать подпись под каждой работой, чтобы узнать, кто ее создал.
Будучи студентом Горьковского художественного училища (сейчас Нижний Новгород), я открыл для себя импрессионистов, постимпрессионистов, усиленно писал натюрморты, подражая Сезанну. Затем, в поисках себя, прошел увлечение кубистами. Мне все нравилось и хотелось хотя бы немного приблизиться к ним. И только потом, уже во время учебы на факультете графики Московского полиграфического института я нащупал свой почерк. Можно научиться гравюры делать, офорты, но художником при этом не быть, потому что художник — это не технические умения, это внутреннее "я"
В Минск я приехал еще до окончания института — на практику в издательство "Мастацкая літаратура". Потом получил сюда распределение, хотя были приглашения остаться в Москве, в Саратове преподавать в институте. Но я приехал на родину жены, с которой познакомился еще на втором курсе.
Я работал в издательстве, иллюстрировал книги, был художественным редактором. Мечтал стать свободным художником и даже определил для себя рубикон, когда это произойдет. Но пока я отвечал за семью, дом, доходы. Конечно же, я занимался личным творчеством, но эти мои работы не экспонировались на выставках — считалось, что они не в формате.
Уже была перестройка, но картины почти всегда отклоняли по причине "неуместной иронии".
Те графические работы, которые иногда попадали на выставки, критики всегда ругали. Но мне все равно было приятно, что меня заметили. Например, как-то я сделал почти реалистичный портрет сантехника с птицефабрики. Простой парень, такой ушастик, любитель грибов, рыбалки — человек без камня за пазухой. Я гордился тем, что я это в нем увидел и передал на холсте. Это не карикатура была, в этом портрете проявились именно те качества, которые характерны для моего творчества — а меня за них как раз и ругали. Потому что в то время портрет на выставке должен был показывать успешных, знатных людей или атлетов, у которых шея "от ушей", мощных, преуспевающих. Маленькому человеку не место было на таких выставках.
Мне тогда один знакомый художник сказал: "Валентин, а зачем ты это делаешь? Написал бы какое-нибудь эпическое полотно. Заметят, напечатают, похвалят".
Но я не стремился к почестям или наградам, мне интересно было просто творчество чистой воды — экологическое. Мне нравилось делать то, что я хочу, пусть это не приносило мне ничего, но как художник я кайфовал.
Первая работа, которая вдруг прозвучала на большой выставке, называлась "Игры в гласность". Я никому не говорил о своем участии, потому что, если бы сказал, все знакомые прильнули бы к экранам, а там опять критика. Сижу один, смотрю, и вдруг мою работу показывают на весь экран и говорят, что эта картина стала центром всей выставки.
Выставки и галереи
— Я ни к кому не хожу, не прошу, не рисуюсь, не торгую лицом. Стараюсь делать свою работу, не думая ни о покупателях, ни о славе. Я бы сказал, это рецепт, который работает.
В этом году у меня 20 лет контракта с французской галереей Les Tournesols. По сему поводу в конце года планируется выставка в Париже. В октябре будет выставка в Дубаи — там я никогда не выставлялся, поэтому хочется понравиться зрителям. Владельцы галереи сами меня нашли, сказали, что хотят со мной работать. Но у меня нет специальных заказов от работодателей, выбираю сюжеты сам — в этом плане я счастливый художник.
Иногда сам сюжет диктует определенный формат картины. Например, работаешь целый день над рисунком, переводишь эскиз на холст в натуральную величину формата. И вдруг появляются сомнения — понимаешь, что все-таки холст должен быть не квадратным, а прямоугольным, и что завтра придется все переделывать. Но я всегда помню слова одного известного американского арт-критика, который сказал что-то вроде — настоящее искусство получается из неудач — и это меня это успокаивает.
А если утилитарно подходить к формату картины, с коммерческой точки зрения — самая хорошая по размеру картина — та, что помещается под мышку, человек взял и понес.
Названия картин для меня важны. Было два-три случая, когда название "бежало" впереди картины. Но часто бывает, что работа сделана, а названия нет. Называть работу "Вечерело" или "Смеркалось" не хочется, но и буквальные названия тоже не подходят, я стремлюсь, чтобы было пространство для зрителя, его фантазии. Названий, которые перепевают строчки из произведений массовой культуры, я избегаю, потому что это штампы, хотя, справедливости ради надо сказать, что одно у меня все-таки имеется.
Иногда люди, называя свои картины или фотографии в интернете, используют готовые клише, которые на слуху, но это самый легкий путь. Вот, например, у меня есть картина, на которой изображена девочка в зимнем яблоневом саду — я не мог название придумать очень долго. Кто-то пришел и говорит, да все же просто — яблоки на снегу. Но ведь это банально. А картину уже надо было передавать на выставку. Не сумел придумать ничего особенного, назвал просто "Сад".
Как раз когда вышел альбом "На земле, напротив неба", я нарисовал картину, а названия нет. Уже неделя проходит, две. Глянул на книгу и думаю: так вот оно — имя картины. Это тоже цитата из классики, но оно нейтральное и в то же философское, такие мне очень нравятся.
Если бы мне сегодня сказали: нужно несколько ваших картин для очень важного сборника — из двухсот я выбрал бы всего четыре или пять. Когда надо обнародовать свои работы, начинаешь сомневаться: в этой я не добился того, чего хотел, а эта какая-то проходная, а здесь сюжет мелкий, а эта по технике не дотягивает.
Хотя некоторые картины для себя я оцениваю, как хрестоматийные, титульные. Как-то я приехал в Австрию, мне вручили каталог аукциона "Кристис" в Лондоне. И я с удивлением увидел на обложке одну из моих любимых картин "Обозреватель".
В Минске совместная выставка моих картин и работ сына "Вертикальные углы" состоялась в апреле в Музее современного изобразительного искусства. Было много людей на открытии, среди них люди бизнеса, руководители культурной сферы. В течение всей выставки посмотреть на наши работы приходило много людей. Несколько человек специально приезжали и из Москвы и Питера. Очень приятно, что им не только понравились картины и выставка, понравилась Беларусь, столица, люди.
