МИНСК, 25 авг — Sputnik. Бывший премьер-министр Беларуси Вячеслав Кебич недавно отметил 80-летие. Но, несмотря на свой почтенный возраст, он бодр и энергичен. Каждый день, как много десятилетий подряд, с утра пораньше на работе. Более 20 лет он возглавляет Белорусский торгово-финансовый союз и даже в 80, признается, ужасно не любит, если водитель заезжает за ним хоть на минуту позже. На его столе каждое утро — большая стопка газет, которые обязательно прочитываются.
"Главное — не впадать в панику, держаться и верить в лучшее. Я оптимист", — лаконично объясняет он секрет активности и доброго здравия.
Бывший премьер-министр БССР, один из подписантов беловежского соглашения рассказал в интервью Sputnik для проекта "25 лет без СССР" о том, как разделились эпохи, как строилась жизнь без СССР, как страны выживали и могла ли история сложиться по-другому.
О жизни без СССР
Жизнь после Союза я бы разделил на несколько этапов. Сначала — 15, если не все 20 лет — время после развала СССР, когда народ находился в полной панике, а каждая республика выживала, как только могла, в непростых условиях. Сегодня этот этап уже прошел, мы остановились в каком-то развитии или в падении (здесь у каждого государства свои оценки). Мы четко видим, что вернуться назад просто невозможно. В этой ситуации все зависит от нас, умения варьировать, от умения управлять государством, от умения народа привыкнуть к той ситуации, которая сложилась.
Об отношении к беловежскому соглашению
Я один из непосредственных участников тех событий, из тех, кто переживал за все то, что здесь происходило. Все свои чувства подробно описал в книге "Искушение властью". Признаюсь, я до сих пор не могу смириться с тем, что произошло. И согласиться не могу.
Через неделю после подписания беловежских соглашений, выступая пред офицерами Витебской воздушно-десантной дивизии, я дал оценку тем событиям.
Я сказал, что если бы я был на месте Горбачева, я бы всех нас, подписантов, посадил в "Матросскую тишину". Для себя я тоже видел там место. Хотя я не подписывал общеполитический документ, мы, три премьера, подписались под документами об экономической части вопроса. Все те обязанности и функции, которые были прописаны Госпланом, все перечеркивалось этим соглашением. И как оно должно быть дальше — все слабо представляли.
Про Назарбаева во время подписания беловежских соглашений
Во время подписания беловежского соглашения мне позвонил Назарбаев. Спросил, что у нас происходит, когда выслушал, сказал, чтобы я сел в машину и ехал на военный аэродром, он немедленно вылетает. Но он тогда был в Москве, и ему не дали вылета. А я больше чем уверен, что если бы тогда Назарбаев прилетел, документ не подписали бы.
Когда подписывали документ, ко мне подошел наш председатель КГБ: "вы как хотите, но я позвонил председателю КГБ СССР Крючкову, рассказал, что здесь творится". Позже мне Шапошников рассказал (министр обороны), что когда он предлагал принять экстренные меры, Крючков сказал: "ты что, не знаешь Бориса — напьются, и все на этом закончится".
О том, как выживали
Единственное, что нас спасало тогда от окончательного развала — то, что у нас были добрые человеческие отношения. У меня, например, были хорошие отношения со всеми председателями Госплана. Между прочим, во многих постсоветских странах председателями Совмина стали те, кто в свое время возглавлял Госплан. Мы просто по-человечески помогали друг другу. К примеру, я помогал Нурсултану Абишевичу (Назарбаеву — Sputnik) тракторами, чтобы он мог убрать урожай, а Казахстан давал нам зерно, пшеницу твердых сортов. У нас сохранились хорошие отношения с Россией. Даже после прихода к власти Гайдара. У этих людей не хватало практического опыта, они это понимали. Может, поэтому почти каждую нашу встречу заканчивали словами: "давайте спросим у Кебича". Я не хочу себя выпячивать, но у меня к тому времени был большой опыт работы.
О Черномырдине
Хочу отдать должное светлой памяти российского премьера Виктора Черномырдина — у нас были не просто дружеские отношения, скорее братские. Не по крови, а по духу, по пониманию друг друга. Поскольку Беларусь была большим сборочным цехом всего Союза, мы не могли существовать без сырья, я приезжал к нему и просил: дай нефти, дай газа, дай электроэнергии. А платить в те времена особенно нечем было. Он вызывал министра финансов и просил выдать нам технический кредит. А через три месяца, когда я снова приезжал, он списывал этот кредит. Как я могу, скажите, вне всякой зависимости, кто там во власти был — Чубайс, Гайдар или Ельцин — забыть ту великую помощь, которую оказывала нам Россия? Разве можно ее переоценить? И когда сегодня между нашими странами проскакивают какие-то недомолвки — у меня душа болит.
О студенчестве, заводе, Госплане
С советскими временами у меня связано немало хороших воспоминаний. Самые светлые — это, конечно, юность, студенчество. Учеба у меня всегда шла хорошо. У меня четыре высших образования, и за все время учебы была лишь одна четверка — по начертательной геометрии. Я был из беднейшей семьи, родители совсем ничем не могли мне помочь. А тогда за тройки лишали стипендии, мне никак нельзя было ее лишиться. И вот сдаю я экзамен, уже ответил все по билету, и преподаватель задает дополнительный вопрос, на который я не знаю ответа. Преподаватель говорит: если вы не ответите, я поставлю вам тройку — и я мгновенно правильный ответ нашел (смеется)".
На распределении мне первому предлагали выбрать место — поскольку у меня средний балл диплома был 5,1 — за общественную работу добавляли. Я выбрал должность рядового инженера, но пошел на завод автоматических линий — он тогда был еще совсем новым, я не сомневался, что за ним будущее. На нем я проработал от рядового до главного инженера 25 лет. Меня направили в Тольятти — мы там налаживали и запускали наше оборудование для ВАЗа. Пуско-наладочные работы длились 9 месяцев. И вот однажды меня вызывают в Москву, в главк, и говорят — пойдешь директором завода. Я приехал на завод, который 12 лет не выполнял план. Я проработал там 7 лет — у нас не было ни одного месяца, чтобы мы не выполнили план. Когда я получил завод — был объем производства 12 миллионов в тех деньгах, а когда уходил — 46 миллионов. Мы станки поставляли в 48 стран мира!
К сожалению, сегодня я с грустью смотрю на этот завод. В России тоже сегодня станкостроение довели. Потому что все время импортировали из-за рубежа. И в этой связи я вот что думаю: санкции, которые сегодня введены против России — это благо для страны. Путь она скажет огромное спасибо этим дуракам из Евросоюза и США, которые додумались их ввести.
Но вернемся к моему заводу — надо же было иметь несчастье работать хорошо… Меня заметил Петр Машеров, тогдашний первый секретарь ЦК КПБ — хороший был человек, светлая ему память — и отправил меня на партийную работу. Сначала — вторым секретарем горкома, потом — обкома и, наконец, — в Госплан. Но на заводе мне нравилось больше всего. Я видел плоды своего труда. На партийной работе результат так не увидишь. Поэтому когда я пришел в Госплан — я снова начал видеть плоды своего труда.
А когда стал премьер-министром, то уже на второй год работы в Совмине работать стало очень трудно — когда шел на работу, ноги хотели сами повернуть домой. Потому что была страшная неразбериха. Какое-то наваждение. Как только собирается ВС — так сразу Кебича в отставку. Голосование не проходило. Но это все равно переживания, нервы.
О Горбачеве
Я не могу сегодня для Горбачева иного слова найти, кроме слова "подлец". Ведь как готовились Ново-Огаревские соглашения (учитывая назревший кризис между союзными республиками, с весны 1991 года стали готовить новый союзный договор — Sputnik)? В основном над этим документом работали два премьера — я и Терещенко (премьер Казахстана — Sputnik). Мы сидели с ним и писали. Как только Горбачев видел, что у нас что-то получается, он сразу предлагал пообедать. Поднимались на второй этаж, садились обедать, ставился коньяк. После сытного обеда он говорил: "ну что уже за работу садиться, давайте в другой раз". Через неделю мы приезжали и начинали все с начала. После нескольких таких поездок и я, и Дементей (председатель верховного совета БССР — Sputnik) отказались ездить туда.
О том, можно ли было сохранить Советский Союз
Я уверен — шансы сохранить Советский Союз были. Надо было просто убрать Горбачева. Потому что с ним таких шансов не было.
Конечно, кое-что надо было бы изменить. Партийный застой у нас тогда был колоссальный. Меня самого порой возмущали некоторые вещи. Я никогда не занимался партийными делами, идеологией. В горкоме, например, я вел промышленность, торговлю и административные органы. Но когда на меня начинали наседать идеологи — я их не понимал. Советская коммунистическая идеология — она почти аналог религии. Догмы, догмы и догмы. Хотя к религии я отношусь положительно (в кабинете много фотографий с бывшим митрополитом Филаретом, с нынешним митрополитом Павлом — Sputnik).
Так или иначе, мы начинаем все больше заглядывать в прошлую эпоху, и многое из того, что мы берем — мы берем из той эпохи.
О рынке и участии государства в экономике
Вот возьмем ситуацию в Беларуси — раньше было такое мнение, что рынок расставит все на свои места. И что он может расставить? Мы знаем, что есть макроэкономика и микроэкономика. На уровне макроэкономики рынок не может работать. Здесь необходим контроль государства.
Когда я поехал во Францию по приглашению Миттерана, я удивился, что завод Рено в государственном подчинении. И в Америке весь энергетический комплекс принадлежит государству. Как можно единую систему раздробить на части? Это все равно, что сосуд перекрыть и не дать доступ крови в мозг. Иголку, нитку, конечно, не надо планировать. И в целом нужна стратегия.
О реализации планов в жизни и мечтах
Личные планы свои я, пожалуй, все реализовал. Сейчас я мечтаю построить завод по производству самых современных лекарств. В Беларуси это необходимо. Этот проект у нас уже на финишной прямой. Есть договоренность с кредитом. Я не сижу на месте, понимаю, что если это не мне нужно, то нужно моим детям, людям, которые останутся жить.
Я не мыслю себя без работы. И в выходные мне дома не сидится, я не нахожу себе места. Даже жена говорит: "иди ты куда-нибудь". Это выработано годами — я по-другому жить не могу.
Секрет ухи от Кебича
У меня раньше было два любимых хобби — охота и рыбалка. Когда-то я славно охотился, в том числе и в Беловежской пуще (смеется), но сейчас охоту я забросил — силы уже не те, подвижности нет. А вот на рыбалку хожу каждые выходные. Но рыбу при этом не ем. А вот уху я должен сварить только сам. И никого к себе на помощь не допускаю.
У меня есть свои секреты ухи. Надо нарвать хороший веник крапивы и опустить его в свежесваренную уху на 5 минут. Особенно если уху вы варите из донной пресноводной рыбы, которая пахнет илом — исчезнет весь болотный запах. Это будет чудесная уха. Я много кому ее варил — и Бразаускасу, и Черномырдину. Между прочим, мой секрет не раз украсть хотели (смеется). Когда я над своей ухой "колдовал", рядом со мной специально сотрудников охраны норовили оставить — чтобы посмотреть, как же я ее готовлю.
О хорошем, что осталось после распада СССР
Зашоренность исчезла. Идеологически люди стали более раскованы. Они стали свободнее выражать свое мнение. Люди с деловой сметкой получили возможность показать и свои способности. В СССР такой возможности не было — шаг вправо шаг влево — стреляем без предупреждения. Вот как мы тогда жили.
В СССР, конечно, не было такого разбосячивания людей и кадров. Произошел какой-то взрыв в мозгах. Оно и понятно — когда человек долго живет зашоренным, и тут ему дали свободу. Он не умеет ею пользоваться, но ему кажется, что он может все. А ведь надо же хотя бы человеческое достоинство сохранить. Вот его-то многим и не хватило. И некоторые люди превратились в быдло. Нужны годы для того, чтобы ситуация восстановилась, муть осела.
