Ни одно массовое мероприятие сегодня не обходится без художника-постановщика — будь то концерт, фестиваль или встреча на высшем уровне. Вениамин Маршак — один из самых известных в стране специалистов, создающих атмосферу для мероприятий любого уровня. О том, что остается "за кадром" всенародных шоу, Маршак рассказал корреспонденту Sputnik Тамаре Зениной.
Знаменитая фамилия
Вся страна неоднократно наблюдала за мероприятиями, "раскрашенными" умелой рукой этого художника: международные фестивали "Славянский базар", "Минский джаз", "Золотой шлягер", Кукольных театров, кинофестиваль "Листопад", праздник искусств "Музы Несвижа", конкурс исполнителей "Молодечно", День Независимости Беларуси, открытие Чемпионата мира по хоккею и многие другие.
Особая тема для Вениамина Маршака — память. С нее и начнем.
— Тут колокола, там оркестр, за ним хор… Мероприятие было вечерним, и я решил вдоль главной аллеи к мемориалу установить плазменные экраны, на которых из пламени появлялись фотографии жертв концлагеря, а потом они сгорали…
А в Благовщине, наоборот, все проходило днем, первое, что я сделал, — вот эту композицию в начале пути следования глав государств: скрипка, камни, цветы — "Время собирать камни", как символ всего, что они должны были увидеть дальше.
А вот черные треугольники с лампадами и "плачущими свечами", которые специально установили под наклоном, дальше сцена, артисты, цветы… Режиссер рассказал мне свои задумки, а я должен был их воплотить, — показывает Вениамин Маршак фотографии с открытия мемориальной скульптуры "Врата памяти" в 2015 году в Тростенце и митинга-реквиема в урочище Благовщина в этом году.
— Есть темы, от которых я никогда не отказываюсь, даже если очень занят. Мой отец был фронтовиком, прошел всю войну: Сталинград, Курская дуга, Кенигсберг…
А вообще он 40 лет проработал водителем. Был очень классный, принципиально честный мужик, коренной минчанин. Да, он был полным тезкой Самуила Маршака, но только тезкой, никакого родства между нами нет.
Тем не менее, "слава" поэта периодически всплывала в моей жизни, — смеется сын Маршака.
— Во времена Советского Союза билеты на самолет и на поезд было не взять. Но, увидев мой паспорт, срочно находили "бронь для сына Маршака". Случаев было много и разных.
Однажды заселялись в гостиницу в Башкирии. Спросили про телевизор в номере, нам ответили, что в этой гостинице телевизоров вообще нет. И тут открывают мой паспорт и как обычно: "Вы сын Маршака?" Я, естественно, говорю "да" и честно пытаюсь добавить: "Но не того…", но на это уже никто не обращает внимания: "Мы принесем вам телевизор из кабинета директора".
— Сколько себя помню, всегда в руках был карандаш. Как взял его в руки года в 3-4, так с тех пор и не выпускал. Все время мастерил что-то из тряпочек, веточек, мусора всякого. Захотел поставить аиста в своем дворе, нашел бревно, выгнул проволоку. Потом фонтан соорудил.
Помню, как зашел первый раз в Доме пионеров в студию, где стояли мольберты и пахло краской, и понял: это мое! Семь лет занимался у бывшего фронтовика, замечательного художника Сергея Петровича Каткова. Многие белорусские мастера обязаны ему своим стартом.
Потом была Первая художественная школа, театрально-художественный институт (ныне Академия искусств — Sputnik).
Печка на булавке
— Меня очень привлекала режиссура. Но рисунок все-таки доминировал. И я пошел на новое отделение "промышленной графики". Направление мне показалось перспективным. Учили нас по двум программам — станковой графики и объемного дизайна.
Меня продолжало интересовать лицедейство, и я с первого курса стал дружить с ребятами с театрального факультета. Когда им надо было делать какие-то курсовые, они просили помочь оформить сцену. И я помогал.
Первой работой, которую я делал по-дружески, была постановка песни "Враги сожгли родную хату". Сюжет понятный: вернулся солдат, а вместо хаты — обугленная печь. Я, первокурсник, еще ничего не понимая ни в своей профессии, ни в театральных декорациях, тупо склеил большие листы бумаги, нарисовал на них печь, вырезал ее и булавкой прицепил к заднику сцены, — смеется художник.
— За время учебы я очень полюбил театр и еще много раз оформлял сцены, начиная понимать, для чего это все нужно. Режиссером так и не стал, но свои потребности быть сопричастным к режиссуре удовлетворил, поэтому сейчас мне легко находить общий язык с режиссерами, работая над спектаклями, — говорит Вениамин Маршак.
Дебют один на двоих с Дударевым
— Когда продумываешь декорации, представляешь то, как в этом пространстве будут жить герои. Когда делаешь костюм для персонажа, ты уже закладываешь его характер. Мой самый первый спектакль на профессиональной сцене — "Царевна-лягушка" в ТЮЗе по инсценировке Алексея Дударева. Для него это тоже был дебют как для драматурга.
Знаковой для меня стала работа над мюзиклом "Пророк" Ильи Олейникова, талантливого, прекрасного человека. Это была гигантская постановка с невероятным бюджетом! Команда над ней работала очень мощная, международная постановочная группа под руководством известного режиссера Януша Юзефовича.
Декорации, которые мы сделали по заказу режиссера, не вмещал ни один театр, подходили только спортивные арены. В Минске он шел во Дворце спорта и на футбольном манеже, потом на похожих площадках в Москве и Питере. Это стоило бешеных денег. Если бы декорации не были такими масштабными, этот мюзикл катался бы до сих пор.
Мой любимый театр — Русский (Национальный академический драматический театр им. Горького — Sputnik). Больше 20 лет я ставлю спектакли там с Борисом Луценко и другими замечательными режиссерами.
Мои самые дорогие спектакли сделаны в этом театре. "Самоубийца", "Оракул", "Визит дамы", "Адъютант-Ша Его Величества", "Трудные люди, или Жених из Иерусалима" — очень душевные постановки. "Вечность на двоих" — последний спектакль с участием Ростислава Янковского. Очень много других знаковых и дорогих для меня работ.
Сейчас идут репетиции пьесы "ОбломOFF" молодого перспективного режиссера Марии Матох, художественный руководитель — народный артист Беларуси Борис Луценко. Я делаю декорации, работа очень интересная. Премьера будет в декабре.
Без права на ошибку
— Декорации — это большое производство. Их делает много людей по моим эскизам и чертежам. Театральный художник-постановщик от остальных художников отличается тем, что он работает в команде.
Декорации и костюмы — это самая затратная часть бюджета, выделенного на постановку. Я несу ответственность за каждую копейку, потраченную на производство. Если у режиссера что-то не получилось, он может поменять артиста или мизансцену, композитор может отредактировать музыку. На переделку декораций или новые костюмы денег никто не даст. Так что художник не имеет права на ошибку.
Табуретка не хуже Джоконды
— У каждого режиссера свои требования и свой стиль работы. Одному достаточно просто услышать мою идею, и мы начинаем работать параллельно. Он не контролирует мою работу, потому что уверен: получится то, что надо. Для другого нужно обязательно сделать макет и подробно объяснить назначение каждой детали, и только тогда он сможет использовать мою задумку.
С одним моим другом, известным режиссером (не буду называть его имени), работа над спектаклем начинается где-нибудь в парке на скамейке. Там мы под бутерброды с "чаем" обсуждаем концепцию спектакля, а потом каждый работает по своей линии, — интригующе улыбается Маршак.
— Лет 40 назад мне посчастливилось встретиться с Валерием Левенталем (советский и российский театральный художник, сценограф — Sputnik). Он тогда работал в Большом театре. Он провел меня по цехам, а потом я зашел в потрясающий макет для спектакля "Иван Сусанин". Это были двухметровые дома или даже часть города больше 30 кв. м. Я выразил ему свое признание.
Он сказал тогда, что видение художника и форма воплощения могут быть совершенно неожиданными. Есть художники, которые превращают сцену в большое живописное полотно. А есть такие, как Давид Боровский в театре на Таганке, который может поставить на сцене одну табуретку и так ее осветить, так функционально для артистов обозначить, что она будет смотреться не хуже, чем портрет Джоконды.
Чтобы артисты не шатались, не падали и не спотыкались
— Я начинаю с эскизов и чертежей. Потом все технические задания идут в производство. Когда декорации готовы, начинается работа над монтажом, светом и остальное. Конечно, для того чтобы дать задание кому-то, самому нужно хорошо понимать специфику.
Например, конструирование я должен знать для того, чтобы сделать инженерные расчеты. Допустим, я делаю двух- или трехуровневый станок, мне нужно рассчитать его нагрузку и жесткость, чтобы артисты могли стоять наверху и не шататься. Если я закладываю в конструкцию какой-то металл, мне необходимо понимать, сколько будет весить эта штуковина и сколько человек она сможет выдержать.
Декорации нужно не только изготовить и смонтировать. Они должны разбираться и собираться, быть удобными для транспортировки, потому что спектакли ездят на гастроли, и подъемными, потому что их носят люди. Это все тоже нужно предусмотреть.
Безусловно, при изготовлении любой конструкции я обязан соблюдать нормы техники безопасности: здесь нужно ограждение, чтобы артист не упал, а там подсветка, чтобы он не споткнулся.
Также я учитываю пожарные нормы. Например, если я закладываю в эскиз горящую ткань, она должна быть пропитана специальным раствором. Если ткань не пропитывается, под ней должна быть негорящая подкладка.
Художник-постановщик пишет и "световую партитуру" для художника по свету: как, что, когда, куда будет светить.
Я разрабатываю концепцию для художника по костюмам. Если делаю эскизы костюмов сам, тогда приходится вникать и в технологию пошива одежды.
Все это обычная работа художника-постановщика, — скромно уходит Маршак от ответа на мою реплику о том, что у него не голова, а академия!
