МИНСК, 13 сен – Sputnik. Допрос обвиняемых по делу о гибели рядового Александра Коржича продолжается на выездном заседании Минского областного суда. В четверг гособвинитель зачитывал показания командира отделения второй роты Егора Скуратовича, которые он давал в ходе следствия.
На скамье подсудимых — трое сержантов, которые обвиняются в совершении преступлений, предусмотренных ч.ч. 1, 2 ст. 430 (получение взятки) и ч. 3 ст. 455 (злоупотребление и превышение власти). Командир отделения, где служил Коржич, Евгений Барановский обвиняется по ч. 1 ст. 205 УК (кража). Тело Коржича нашли в петле в подвале медицинской роты с майкой на голове и связанными ногами 3 октября 2017 года.
Речь идет о применении насилия по отношению к курсантам, отжимании во внеурочное время, незаконных сборах (деньгами и продуктами) за право пользования мобильным телефоном и за право сходить в магазин.
Поставить взвод в упор лежа
Скуратович рассказал, что не он придумал практику применения насилия и отжимания во внеурочное время в качестве наказания, хотя тоже так поступал. Таким образом он ответил на вопрос судьи о том, кто принимал решение о командах "упор лежа" вне физзанятий и нанесении ударов бойцам.
"Я видел, как это происходило во время моего первого периода (службы — Sputnik)", — сказал Скуратович.
На вопрос судьи о том, что мешало прекратить эту практику, сказал, что была опасность оказаться под прессом ряда старших сержантов, Скуратович сказал: мешала опасность быть униженным.
"Помню фразы "Ты что, слон, не можешь взвод в упор лежа поставить?!" Но от кого исходили эти фразы конкретно, не помню", — заявил Скуратович.
Обвиняемый согласился с предположением судьи, что прибегал к неуставным отношениям по отношению к бойцам, опасаясь давления со стороны старших.
Рука, лезвие, кровь
О тетрадке рядового и приятеля Коржича Алимхаджаева с суицидальными стихами еще раз попросила рассказать мать погибшего солдата Светлана Коржич.
Скуратович пояснил, что как командир отделения мог контролировать вещи подчиненных. Во время одной из проверок он и нашел тетрадь.
"Начал листать – а там рука, лезвие, кровь. И стихи суицидальные", — рассказал сержант. Эту тетрадь он передал командиру роты и о ее дальнейшей судьбе не знает.
Кроме того, Скуратович рассказал об эпизоде, который произошел с Алимхаджаевым 2 октября во время выезда на стрельбы. Бойца нашли сидящим на земле и смотрящим на петлю, закрепленную на дереве.
"Я с ним поговорил, побеседовал. Чуть ли не тащили его оттуда", — рассказал обвиняемый.
По его словам, затем Алимхаджаева передали офицерам, а после его куда-то увезли.
В продолжение Светлана Коржич засыпала Скуратовича вопросами, мог ли Алимхаджаев повлиять на настроение ее сына и как так получилось, что ее сына, которого характеризовали как морально устойчивого, нашли в петле, а склонный к суициду остался жив.
"Я не считаю, что действия нас троих могли повлечь такие последствия. Человеку оставалось побыть пару недель, и он бы уехал. Он мог бы опять сказать, что у него болит сердце или голова, и снова оказаться в медроте", — сказал Скуратович.
Он добавил, отвечая на прямой вопрос матери погибшего солдата: окружение могло повлиять на такой исход.
Не давали есть, но не били
Физическую силу во время общения в КГБ к Скуратовичу не применяли, заявил обвиняемый. Ранее другой фигурант дела, Евгений Барановский, заявил в суде, что часть первоначальных показаний, которые он давал в Комитете госбезопасности, была сказана под давлением.
"КГБ, конечно, очень хорошо работал. Ко мне физической силы никто не применял, но морально… В некоторых случаях с утра и до вечера сидишь в кабинете – без еды, без ничего. Воды могут только предложить. Обложили листиками, сказали: вспоминай факты. И сидишь до обеда. Захочется есть, начинаешь вспоминать", — рассказал Скуратович.
Сотрудники не давили, но подсказывали формулировки. По словам обвиняемого, он спрашивал, "как лучше написать", ему подсказывали слова. В итоге "действия описаны верно, но слова могли быть не мои", сказал Скуратович о показаниях, которые давал в КГБ.
На просьбу судьи описать сотрудников, которые не давали ему есть, Скуратович вспомнил только одного – высокого и лысого, который был одет в костюм и розовую рубашку.
Запомнился веселым и отзывчивым парнем
Из показаний Скуратовича, которые были зачитаны в ходе судебного заседания гособвинителем Юрием Шерсневым, следовало, что обвиняемому Коржич запомнился веселым и отзывчивым парнем. Таким он пришел в армию.
"Общался со всеми, пользовался уважением во взводе", — говорил Скуратович о курсанте Коржиче в ходе следствия. Однако уже в августе Коржич, по словам обвиняемого, сказал ему, что служба в армии – пустая трата времени. Но при этом от службы не уклонялся и не симулировал.
В тех показаниях сержант рассказал о фактах неуставных отношений сержанта Барановского по отношению к Коржичу. В ходе следствия обвиняемый рассказывал, что видел, как Барановский пользовался телефоном Коржича, как курсант просил телефон позвонить, а тот не возвращал. Однако на суде Скуратович уточнил, что те показания верны лишь отчасти.
"Он сказал не так, что "не дам", а "подойди через минут 5-10", — пояснил Скуратович.
Скорректировал он и показания о походах в чайную. В ходе следствия он рассказывал, что Барановский с Коржичем ходили туда ежедневно.
"Видел, как Барановский показывал, что покупать, а Коржич покупал", — прозвучало в первоначальных показаниях.
Однако в суде Скуратович настаивал, что описал лишь один эпизод, который видел. А вообще "они вроде друг другу продукты покупали", пояснил в суде обвиняемый.
Он подтвердил факт разговора с Барановским, что Коржич предлагал деньги за своеобразное покровительство – "чтобы его никто не трогал", в том числе не применял насилия. Но передавались ли деньги, он не видел.
Согласно этим же показаниям, и в суде Скуратович с ними согласился, после выписки из медпункта Коржич перестал улыбаться.