Корреспондент Sputnik Лев Рыжков побеседовал с писателем, автором более пятнадцати книг и режиссером пяти художественных фильмов Владимиром Козловым о новой книге, помпончиках, клеше, и других приметах Могилева советских времен.
Владимир Козлов подтянут и энергичен. В прошлом году закончились съемки фильма "Как мы захотим" — шестого в фильмографии писателя. Его Козлов традиционно снял большей частью за свой счет. Съемки проходили в Москве методами "партизанского" кинематографа — без разрешений, согласований, в условиях частых конфликтов с правоохранителями. История этих съемок настолько интересна, что об этом вполне можно было бы написать роман. Но сейчас — не об этом.
Также в прошлом году книга Владимира Козлова "Война" вышла во Франции в издательстве La manufacture de livres. А в Москве была переиздана первая и самая знаменитая книга Козлова "Гопники" с красочными иллюстрациями Григория Ющенко.
Международный автор из Могилева
— Владимир, о чем ваш новый роман и почему такое название?
— Lithium — это название одной из композиций группы Nirvana из великого альбома Smells Like Teen Spirit. Также Lithium — это название группы, в которой играет главный герой. Действие происходит в середине 90-х. Затем из музыкального андеграунда Санкт-Петербурга действие перемещается в Москву — в очень даже попсовый шоу-бизнес.
— Какой жанр?
— Скорее всего, как всегда, драма. Мне интересны все приметы 90-х годов: рейв, бандиты, наркотики. Все это в книге есть. Хотелось обыграть все это по-новому, по-другому.
— По-другому — это как?
— Показать события тех лет сквозь призму нашего времени. На самом деле, все мои истории — прежде всего про людей. В этой книге у меня впервые два главных героя — парень и девушка. До этого всегда были строго парни. Они оба — из моего поколения, родились в начале 70-х. Они оба пытаются по-своему найти себя в новой реальности. Они выросли еще в СССР, видели его распад. И сейчас он распался, и они бросаются в пучину новых возможностей, которая для них открывается.
— Люди сегодняшнего дня отличаются от советских?
— Я не верю в резкие изменения. Они неизбежно случаются, но всегда бывают достаточно плавными. Люди, какими они были тогда, во многом и сейчас остались такими же. Просто в связи с тем, что они оказались в другой реальности, они начали проявлять себя по-новому.
— В каком издательстве выйдет книга?
— В новом питерском издательстве Editions Chat, которое создал писатель Андрей Доронин. В нем одновременно со мной или чуть раньше выйдет вообще первая на русском книга моего друга, французского переводчика Тьерри Мариньяка. Также выйдет несколько книг очень интересных российских авторов. Я окажусь в достаточно любопытной компании.
Велосипеды с солдатиками и расписные чемоданы
— Ваша первая книга "Гопники" была совсем недавно переиздана. Это значит, что будут новые, молодые читатели, которые уже не видели Советского Союза. Насколько им будут понятны реалии?
— Они им будут не совсем понятны. В этом году исполняется 15 лет еще одной моей книге "Школа". И у меня возникла идея записать пространный видеокомментарий, где рассказать о разных реалиях того времени. В скором времени, когда я окажусь в Могилеве (думаю, что через несколько недель), я хочу снять на видео те места, где происходило действие.
— То есть, "Школу" можно назвать самой могилевской вашей книгой?
— Конечно! В первой версии "Гопников" я использовал какие-то общие названия улиц, кинотеатров. А в "Школе" я уже принципиально приводил все названия абсолютно точно. Вся топонимика взята из Могилева 80-х. Поэтому, думаю, интересно будет включить в видеокомментарий съемки того, как все эти места выглядят сейчас. Конечно, все радикально изменилось, но моя родная школа до сих пор стоит, и дом, в котором я жил, на месте.
— А в чем состоит фундаментальная разница между эпохами — советской и нынешней? Только ли в красных знаменах?
— В отношении к вещам. Из-за всеобщего дефицита в Советском Союзе к вещам было исключительно трепетное, благоговейное отношение. Например, к велосипедам. Для каждого пацана он был не просто средством передвижения, а явлением совершенно особым. Каждый подросток свой велосипед, употребляя современный термин, кастомизировал.
— Это как?
— У меня, например, был велосипед Минского завода. Уже взрослый. Как называли тогда — "взрослик". Для него я вырезал из резины брызговики. Я где-то покупал или выменивал дополнительные катафоты. И это было очень круто. Едешь, а у тебя сзади — резиновый брызговик, а на нем — еще несколько катафотов. А еще в Могилеве велосипеды украшались солдатами!
— В военной части, что ли?
— Нет! Просто у нас в Рабочем поселке Могилева была мода, которая с позиций нынешнего времени смотрится как дичь. Спереди на крыло ставили игрушечного солдатика. Не оловянного, не металлического, а пластмассового, объемного. Их было несколько серий: первобытные люди с дубинами, ковбои, солдаты Великой Отечественной войны. И вот спереди, на крыле, стоял или ковбой, или снайпер со снайперской винтовкой.
— Но ведь их так просто украсть или отобрать.
— Естественно, все это воровали, снимали, ломали. Была зависть! Еще одним примером позднесоветской кастомизации были чемоданы-"дипломаты", сделанные из очень плохой искусственной кожи. На эти "дипломаты" клеили наклейки. А так как качество материала было очень плохим, то буквально за месяц края и грани неминуемо обтрепывались.
— Чувствую, что у этой проблемы было какое-то решение.
— А как же! Их оклеивали изолентой. И в городе было много черных чемоданчиков, оклеенных по краям синей изолентой. Еще как раз в то время началась мода на хэви-метал. Его почти никто не слушал, но все знали аббревиатуру HMR (heavy-metal rock) и два названия групп: AC\DC и Accept, которые писали на всех стенах. И на своих дипломатах шариковыми ручками.
Нюансы районной моды
— Давайте вспомним, как одевались в советском Могилеве.
— Классе в седьмом я впервые столкнулся с тотальной модой. Все вдруг стали носить расклешенные брюки. Я даже помню цифру: ширина штанин внизу должна была быть минимум 26 сантиметров. Кто-то делал и больше. Естественно, в магазинах такие брюки не продавались. Нужно было купить ткань, пойти в ателье и сшить. Я помню, как я сам сшил себе такие брюки и носил их, наверное, пару лет.
— Наверное, брюки-клеш были самым экстравагантным предметом одежды?
— Нет! Были еще кастомизированные телогрейки. Их носили не в качестве рабочей одежды, а просто каждый день. И в школу, и куда угодно. И их часто разрисовывали надписями, связанными с хэви-металлом. Это было очень смешно.
— Клеш и телогрейка — то еще сочетание!
— Вместе их, кстати, не носили. В клешах ты шел в школу, на вечер, после которого была дискотека. А если вот так просто прогуляться, то типичной зимней одеждой были валенки, спортивные штаны, телогрейка и вязаная шапка. У них в Рабочем поселке обязательно отрывали помпончики. Говорили: на Рабочем поселке с помпончиками не ходят!
— А еще были какие-то визуальные приметы того, что человек — с такого-то района?
— Штаны! Мы шили в ателье (потому что такого нигде не продавалось) спортивные штаны из плащевой ткани — как правило, черные или синие. А к ним пришивали лампасы. И вот эти лампасы определяли принадлежность к району. Широкий лампас, две полоски, три полоски. Рабочий поселок — это была одна широкая полоска.
— То есть за неправильные штаны можно было и получить?
— Запросто. Помню, в могилевском ГУМе, в самом центре города, среди бела дня идет парень в спортивных штанах. А навстречу два других, с другого района. Они посмотрели на эти штаны. Видят, что это — враг. И тут же бросились друг на друга. Тут же завязалась драка. Это было, конечно, очень дико.
— Что-то покупалось в магазине?
— То, что продавалось в магазинах — это был ужас. В этом никто не ходил. Эту одежду можно было увидеть только на людях, которым было уже сильно за сорок. Все, кто младше, "доставали" себе одежду на базе либо покупали ее себе у спекулянтов на барахолке.
Самый опасный район
— По уровню уличной преступности насколько отличалось то время от сегодняшнего?
— Однозначно тогда было гораздо опаснее. Если человек приезжал с другого района — его могли отдубасить за просто так. Ясно, что серьезные преступления — убийства, изнасилования, — расследовали. А если у тебя отобрали (или украли) 3 рубля — то некому было даже этим заниматься. Потому что в Рабочем поселке был один милиционер. И то — он сидел в опорном пункте с дружинниками. Они пьянствовали, насколько я понимаю, играли в карты. Иногда выходили прогуляться вокруг опорного пункта. Поэтому жизнь была однозначно куда более жестокая и более опасная.
Сегодня, когда я приезжаю в тот же Рабочий поселок навестить маму, я не чувствую такого уровня опасности даже и близко.
— А какой район был самым опасным?
— Самым опасным был центр, потому что там трясли деньги. Поэтому если ты в центре — то наверняка ты туда приехал что-то купить.
— Чем отличался белорусский гопник от другого советского?
— Разговором на трасянке. Это смесь русского и белорусского языков. Это как суржик — смесь русского и украинского. Степень употребления отличалась. Люди, которые жили в пригородных деревнях, говорили на более сильной трасянке. А вот те, кто жили в Рабочем поселке, считали, что разговаривают по-русски чисто. Хотя на самом деле они тоже разговаривали на трасянке.
— Испытываете ли вы ностальгию по СССР?
— Ностальгировать по тому времени, каким оно было, нельзя. А вот какие-то вещи, детали, абсолютно не привязанные ни к какой идеологии, повспоминать интересно.