Он был связан с партизанским отрядом «Орловцы» и помогал партизанам. Папа работал директором мясокомбината, брал на работы людей из гетто, а потом говорил, что бомбили, и все погибли – а тогда Барановичи уже бомбили. То есть он не отдавал их назад, а отправлял в партизанский отряд. И таким образом спасал людей. Кроме того, он помогал партизанам продуктами, медикаментами, потому что мама работала в больнице медсестрой.

Мне было 4 года. Помню только значимые события: как меня привезли в концлагерь с братиком и мамой. И как нас отбирали у мамы. Мы не хотели идти, а они оттягивали, били по рукам плётками с железными наконечниками. Мама была в кофточке – очень хорошо помню – в полосочку, красивая такая. Она плакала и нас не отдавала. Её тоже били… И вот её направили в один барак, а нас – в другой.

Представьте, маленькая избалованная девочка, и так холодно. Я постоянно плакала и кричала, что мне холодно, а они приходили и «успокаивали» – били этими плётками. Меня и тётю, её тоже привезли туда…

Когда Красная армия освободила Колдычево и Барановичи, все жители поехали в концлагерь искать тела своих родных. И моя тётя тоже поехала. И нашла в могиле мою маму – по длинным чёрным волосам до ног и меточке на бедре. Многие люди нашли своих…

Трагедия белорусов, особенно западных – в том, что на протяжении двух лет здесь сменилось много властей. Люди пытались разобраться, под какой властью им легче жить. Сначала было 20 лет второй Речи Посполитой, или межвоенной Польши, а ведь Польша не стала для них матерью, хоть жизнь и была более-менее капиталистической... Потом пришли Советы с дефицитом, массовыми депортациями и возможностью угодить в тюрьму за антисоветчину… Кроме того, надо учесть разногласия, которые возникли между белорусами и поляками во время оккупации. Образованные поляки шли работать в администрацию и гнобили белорусов, которые были ниже по статусу. А немцам это было на руку: пусть они друг друга убивают, а мы посмотрим, что будет.

Надо понимать, что цена жизни в тот момент была мизерной. Власти, по сути, нет, зато есть большое количество оружия. И люди оказались в ситуации, когда идёт война всех против всех. Вокруг тебя всё вражеские силы, а ты должен выбирать. Ставка – выживешь или нет, умрёшь ты от голода, или тебя застрелят советские партизаны, или нацисты, или ты будешь объявлен врагом «АКовцев» («Армия Крайова» – польское сопротивление – Sputnik). Я не пытаюсь обелить этих людей, но понять их стоит.

Были, конечно, люди, которые верили в Беларусь, в создание квазинезависимого белорусского государства под немцами. Но это всё равно не было большинство.

Туда старались брать в основном национально сознательных людей, готовых служить белорусскому делу. Но, опять же, не все подозревали, чем они будут заниматься и в каких акциях им потом придётся участвовать. И это ключевой момент. СД – это служба порядка, очень жёсткая нацистская структура. Эти части формировались или для борьбы с партизанами, или для охраны, или для функции уничтожения – ликвидаций гетто, нежелательных деревень. И потом, сказать, что Кушель был до конца честен, когда говорил, что туда шли добровольцы, нельзя. Он мог быть добровольцем, но пошёл туда как «куфэрник» – человек, который банально хочет пограбить, или просто хотел отомстить – получить оружие, элемент власти. По каждому человеку точно сказать сложно.