Ушел в партизаны в 14 лет: военная история одного разведчика

Геннадий Владимирович Юшкевич 1 января 2024 года отметил 96-й день рождения. В 14 лет он попал в партизанский отряд, став юным разведчиком, глазами и ушами народных мстителей. Его история – в материале Sputnik.
Подписывайтесь на Sputnik в Дзен
Детство Геннадия Владимировича прошло в Минске. Родился он в семье известной балерины Елизаветы Хацкевич и врача Владимира Юшкевича. Ветеран вспоминает, что годы были тяжелые и голодные, но дома старались делать так, чтобы дети ни в чем не нуждались.
"Росли на тюре (холодный суп из кусочков хлеба, сухарей или корок, покрошенных в воду – Sputnik), но тем не менее я ничем не болел. Хорошо помню детский сад, школу. До 1941 года мне удалось окончить шесть классов средней школы", – говорит он.
В детстве Геннадий Владимирович посещал Дворец пионеров, столярный и слесарный кружки, учился играть на баяне, занимался в секциях – ПВХО (противохимическая оборона), кружок ЮВС – "Юный ворошиловский стрелок", где учили стрелять, кружок БГСО – "Будь готов к санитарной обороне". Таким образом, в детские годы он овладел навыками военного времени.
Далее Sputnik приводит воспоминания ветерана.

Юный разведчик

Дома у нас была здоровая атмосфера, мать умело воспитывала меня и сестру Юлию.
В семье царила дружная атмосфера, нас приучали с детства к порядку и дисциплине. Отец был врачом, он часто находился в отъезде, мама – балериной. После рождения детей она из балета ушла и работала в различных учреждениях. Впоследствии стала помощником народного комиссара Евдокии Ураловой в Министерстве просвещения БССР. Инспектировала детские дома, занималась вопросами содержания детей.
С 1935 года мы стали праздновать Новый год, елку, мама на этот праздник к нам домой приглашала детей примерного поведения из детдомов. Мы вместе проводили праздники, дарили друг другу подарки.
Каждый год ездил в пионерские лагеря, принимал участие в военной игре. Помню в 1941 году был в пионерлагере "Боровая" в отряде "синих" старшей группы. Нас подняли в пять утра, мы должны были подготовиться к игре. Я был в числе разведчиков. Но раньше нас проснулись "красные", они где-то спрятали знамя, которое мы должны были отыскать. Я его нашел, и мне подарили в честь этого книгу "Гулливер в стране лилипутов" и подписали: "Юному разведчику от группы "синих". Лагерь "Боровая". Потом эта книжка наделала много шороху, когда в 1941 году у нас делали обыск немцы. Все не могли понять, какому разведчику это книгу подарили.

Война для нас была игрой

Утром 22 июня 1941 года была прекрасная погода, небо безоблачным. Мы обычно встречались утром с друзьями-соседями: Чесиком Вольским, Эриком Лисовским, Сашей Александровичем. Начали баловаться, шуметь, а потом смотрим, соседи какие-то невеселые. У некоторых на глазах были слезы. К нам подошел сосед Пейсахович и сказал: "Дети, вот вы балуетесь, а война началась".
Для нас война была чем-то интересным, игрой, и мы не могли представить ее в настоящем виде.
22 июня мы собирались пойти на Комсомольское озеро на открытие водохранилища. Оно было выкопано вручную – к его созданию было причастно все население Минска. Но поскольку было объявлено о начале войны, этот поход отменили.

Первые бомбардировки Минска

На следующий день услышали работу наших зенитных орудий. Появились первые немецкие самолеты, которые бомбили аэродром в Лошице. Мы бегали и смотрели, как наши солдаты устанавливают спаренные пулеметы, ходило много разговоров, что наша Красная армия отбросит врага и будет бить на его территории.
Вдруг услышали гул с западной стороны города. Самолеты летели на очень большой высоте, четким строем, а кончики крыльев их были окрашены в желтый цвет.
Начали считать, но на 45-м я сбился – вздрогнула земля, раздался страшный свист, грохот, пыль. Вскоре в центре города начался страшный пожар. Бомбардировки не прекращались, немцы бомбили, бомбили и бомбили город. Одна группа улетала, вторая прилетала. Люди бежали из центра города на еврейское кладбище и прятались среди могил. Этот день я никогда не забуду.

Знакомство с немцем

Вскоре в город пришли немцы. Все попрятались, а мне интересно было, я вышел, а мне навстречу немец с ведром идет. Я хотел убежать, но сообразил, что если побегу, вдруг он меня пристрелит. Стал как вкопанный, а немец стучит по ведру и говорит: "Wasser, wasser". Я еще тогда немецкий не знал, но догадался, наверное, вода нужна.
Повел во двор к соседу и показал помпу, он накачал воды и дал мне пачку сигарет. Думаю: раз дал сигареты, война, надо закурить. И вот я зажег сигарету, задымил, подхожу к дому. А мама увидела и, узнав откуда они, говорит: "Ты куришь, еще и вражьи!". С тех пор от курения меня отвадило.
Вскоре начали создаваться патриотические группы на улицах города. Туда вошли и наши соседи: Вороновы, Вольские, моя мама. Жизнь становилась жестче, так взрослел и я.
Мама сказала, что жить с ней нам стало опасно, ведь она работала в Наркомате БССР. Сестру Юлю она поселила к своей работнице, а меня определила в детский дом. "Там хоть будет тебе кусочек хлеба и тарелка супа", – объяснила мама.

Карательные акции

Начальник детдома был фашистский ставленник. В это время немцы начали лютовать, организовывали облавы. Одной из первых задержали мою маму. В детдом попала ее записка, в которой она просила: "Сыночек, если можешь, помоги хлебом и принеси чего-нибудь тепленького". Директор детдома устроил скандал, начал искать, кому предназначалось послание.
Я помню, как начинались акции устрашения. 29 октября по Минску повесили много патриотов, видел, как на Комаровской развилке повесили троих. Я шел по улице Цнянской и вдруг военные, не немецкие солдаты, а литовцы, стали сгонять людей к столбам. Запомнилось мне: они были неопрятные, в горчичных шинелях и касках с рожками. Когда собралась группа людей, к столбам подъехала тентованная машина. Литовцы стали сооружать виселицы.
Машина двинулась, а с борта вытащили три человеческие фигуры, и они повисли на этих шнурках и начали вращаться вокруг своей оси. Я сразу не мог представить, что это такое. Но какая-то женщина вскрикнула: "Их же повесили!". Все стояли, ошалев от такого зрелища. Так я увидел первую экзекуцию. Кто-то сказал, что по всему городу вешают активистов и подпольщиков.
Я подумал, что, может быть, и мама моя попадет на виселицу в этот день. Я побежал искать, и на улице Карла Маркса, где сейчас находится Национальный художественный музей, на суку тополя висели три человека – двое мужчин и женщина. Женщина была в таком пальто цвета кофе с молоком, волосы растрепаны, с ноги упала одна туфля. Мне показалось, что это мать, я близко не подходил. Как стало известно позже, в этот роковой день ее не стало.
Эти воспоминания 1941 года остались со мной на всю жизнь.

Чистки в детдоме

В детском доме мне запомнились хлебные пайки, я всегда выбирал горбушку, она казалась более большой. Регулярно там проходили инспекции. Запомнилось мне, как на втором этаже в зале собиралась комиссия. Там поставили стол, пришел чиновник с управы, немец со свастикой на рукаве и несколько вооруженных солдат в форме: с автоматами, касками. По одном человеку приглашали в зал и задавали вопросы о родителях, кто, откуда, где работал. Особенно страшно было за маленьких, они не имели представления, что означают ответы. Кто-то говорил, что папа работал в райкоме или имел еврейские корни. Таких сразу отводили в сторону.
Как-то девочку пригласили маленькую и спросили, как зовут ее и отца. А она и отвечает: "Я – Циля, а папу зовут Абраша". Эту девочку тоже в этот специальный загончик поместили, где собралось много детей, в основном с младшей группы. Ребята постарше в основном отвечали: "Не знаю, не помню". Потом этих детей погрузили в машину и увезли. В этот день никто из нас не притронулся к еде. Каждый из нас знал – их увезли убивать.
Оставаться в детдоме мне было небезопасно. Поэтому ночью, связав простыни, вылез с окна второго этажа и сбежал.

Воровали объедки и жили в мусорных ящиках

После детдома я долго скитался по Минску с группой таких же беспризорников. Чтобы не умереть с голоду, мы дежурили возле минской фабрики-кухни, где столовались полицаи. Мы, пацаны, стояли у двери и смотрели, когда кто-то что-то оставлял на столе, как крысы бросались к этим столикам и хватали объедки. Помню, мерзлую картошку, еще какие-то остатки. Таким образом мы харчевались. Нас было пять человек детей в возрасте 11–12 лет. Жили мы в мусорном ящике. В нем находилось две стенки, за одной из них мусор перегорал, поэтому было тепло. Через лаз забирались в ящик и так грелись.
Потом друзья мамы переправили меня в 1942 году в Сеницу в семью Ярошевичей. Пас коров, подружился с деревенскими ребятами, и у нас появилась идея уйти в партизаны. А где их искать? Надо пойти в сторону Негорелого, там Большой Станьковский лес, там они должны обязательно быть. Так мне думалось.
Наступила осень, а в эту пору года пастушок не нужен. Дед Ярошевич по прозвищу Лэх дал буханку хлеба, кусочек сала и сказал: "Иди с богом". Так я с буханкой хлеба ушел в сторону Станьковского леса. Правда, что еще меня выручало – гармошка, я прилично научился на ней играть.

Встреча с партизанами

Возле деревни Ляховичи встретил местного парня Валика, он пригласил погреться. И говорит: "Гляздзi, можа цябе хто за парабка возьме". Многие жители отказывались, а одна из женщин согласилась, потом я перешел к другой семье. Работал, но хотел попасть к партизанам.
Однажды стоял возле ворот и слышу стук колес, едет повозка, а в ней – двое с винтовками. Я им и говорю: "Вы партизаны?" Сказал, что хочу попасть к народным мстителям. А мне и отвечают: "Какой ты партизан, ты еще до винтовки не дорос". Слово за слово, посмеялись, так дошли до конца деревни, там появился верховой. Они его назвали по имени – Наполеон, позже узнаю, что его фамилия Ридевский. Он мне назначил встречу в олешнике на краю деревни. Подъехал, я рассказал свою историю. Со мной обстоятельно поговорили и дали задание – смотреть, к кому заходят полицаи, какие новости. Сказали, что я стану партизаном, но буду жить в деревне.
Так прошло лето 1942 года. Как-то один из партизан – Владимир Вашкевич – сказал мне, чтобы я нашел оружие. Как только это сделаю, меня возьмут в боевую группу. В то время валялось много стволов, но в винтовках не было затворов. А я знал, что у одного парня в деревне есть затвор. Сменял свою гармошку на затвор и присоединился к партизанам. Умельцы мне выточили приклад и получился хороший карабин. Так я попал в группу "Чайка" от штаба разведки Западного фронта.

Жизнь в партизанском отряде

Ядро группы забросили (к партизанам – Sputnik) на парашютах летом. Командиром группы был Михаил Минаков, радист Виктор Путято, разведчица Анна Хромова. Три человека многого сделать не могли, поэтому они привлекли партизан и подпольщиков. Так в этой группе оказались Наполеон Ридевский, Владимир Вашкевич из дзержинского подполья, Борис Цыпушкин и Николай Цепнов. Потихоньку группа стала разрастаться. Я находился в диверсионной группе Цыпушкина.
Партизанские будни проходили плодотворно: был курьером, ходил по адресам, снимал почту, участвовал во взрыве эшелона под Дзержинском. Шла боевая жизнь. В то же время со мной постоянно занимались: обучали математике, арифметике, русскому языку, географии, как ходить по азимуту, преподавали взрывное дело. Так я постигал науки.
После мне доверили разведданные и свежую почту возить из Дзержинского в Копыльский район. Верхом на лошадке каждое утро я, как челнок, возил важные данные. Я никогда не забуду, как в июне 1944 года выехал со Звариковского леса, проехал Ляховичи, Судники, Каменку, Узду, стал подъезжать к расположению нашей группы, и вдруг как все загрохотало. Вздрогнула земля, а дальше сплошной гул. Так началась операция "Багратион", через несколько дней мы встретились с нашими войсками, участвовали в освобождении поселка Узда.
После освобождения Беларуси часть группы "Чайка" осталась устанавливать советскую власть, а часть продолжила службу в разведке, среди последних был и я.
Вторую часть воспоминаний о том, как юный Геннадий Юшкевич в составе разведгруппы "Джек" был заброшен в Восточную Пруссию, читайте на Sputnik.
Самые интересные и важные новости ищите в нашем Telegram-канале и Viber. Также следите за нами в Дзен!