Судьба шахтера: в детстве хотел быть археологом, но ушел в забой

Ровесник Солигорска – Сергей Соколов – родился в 1958 году совсем не в шахтерском крае, а в степном Алтае. Это аграрный регион, который не имеет отношения к рудникам. Рядом находится Кузбасс (Кузнецкий угольный бассейн), куда некоторые жители Алтая уезжают работать как раз в горнодобыче.

Отец Сергея, Николай Дмитриевич, тоже поступил в институт в Сталинске (сейчас это Новокузнецк) на юге Кузбасса, чтобы стать горняком. После окончания вуза у отца была недолгая служба в танковых войсках, а затем семья переехала в Прокопьевск.

Город Прокопьевск на юге Кузбасса назван в честь святого Прокопия Устюжского, но в советское время эта часть его истории не афишировалась. Большинство людей, знающих о городе, и теперь скажут вам, что это один из крупнейших шахтерских центров Сибири, а то и всего бывшего СССР. У всех, кто там когда-то жил, обязательно есть родственник или знакомый, связанный с угледобычей. В одну из шахт отправился работать горным мастером после института отец Сергея Соколова.

Некоторые писатели и поэты пытались романтизировать горное дело. На самом деле, работа эта очень тяжелая и опасная. Койка, мойка, забой – будни большинства горняков. Иногда к этой триаде прибавляется внезапное "завал" или другая трагедия. Как кому повезет.

"Когда это случилось? Наверное, в 1961 году… С двумя ногами отца я уже не помню", – рассказывает Сергей.

Есть на шахте нечто вроде колодцев, которые называют дучками. Они соединяют подземные "этажи" – горизонты. Обычно через дучку в более низкий горизонт высыпают полезное ископаемое для транспортировки. Отец Сергея Соколова провалился в такой колодец. Его завалило рудой, получил сильный удар по правой ноге, и через некоторое время стопа начала чернеть.

"Это была гангрена. Стопу ампутировали, но гангрена пошла выше. В итоге пришлось ампутировать еще два раза... Естественно, с протезом в шахте уже никак, и он работал директором комбината рабочего обучения", – вспоминает Сергей Соколов.

До марта 1971 года семья прожила в Прокопьевске. То есть Сергей немалую часть детства провел там. Летом выезжал к родственникам в алтайскую деревню. Это, конечно, были два разных мира. Там поля, а тут много людей, шахты, промышленность…

По угольной пыли можно было узнать и шахтеров. Она оставалась на коже вокруг глаз.

Сергей жил в части города с красивым названием Ясная Поляна, а рядом был район, который называли "Шанхай". Конечно, устраивали драки район на район. Кидались друг в друга кирпичами.

"Ну, если попадет, у меня голова была и тут пробита, и тут пробито. Ну вот так вот было интересно. Опасное было детство в общем, но я не считал, что опасно это было", – смеется Сергей.

Все лето мальчишки нашего дома играли в футбол во дворе, а зимой заливался каток и хоккей от прихода из школы и дотемна! Были и пионерские лагеря. Несмотря на то, что Прокопьевск – шахтный и промышленный город, рядом сохранилась сибирская природа: реки, тайга. Ходили на рыбалку и собирали кедровые шишки.

"Мне там нравилась рыбалка. Думал, что я – крутой рыбак, потому что знаете, как в Сибири… Закинул – и уже клюет что-то. В Беларуси не так. Что-то поймать сложнее, даже на той же Припяти", – рассказывает бывший сибиряк.

Может быть, отец Сергея Соколова так и продолжал бы учить других горняков в Прокопьевске. Но под конец шестидесятых открылись возможности для работы в других уголках СССР. Предлагали должности начальника рудника в Красноярском крае, в Казахстане, в Грузии, в других местах. Звучало заманчиво, однако руководитель рудника не может сидеть все время в кабинете. Надо бывать в шахте, что с протезом проблема.

Поэтому выбор пал на Ставропольский край. Брали начальником нескольких карьеров в село Благодарное.

Долго в Благодарном семья не прожила. Карьер – не подземная разработка, и вроде бы с протезом еще как-то можно там приспособиться. Только не в этом случае. На карьерах добывали глину для кирпичного завода. Асфальта не было. Протез постоянно тонул в глине, и отцу приходилось нелегко.

Начали искать другой вариант, так и узнали о Солигорске, тогда еще совсем молодом поселении. Нынешнему шахтерскому городу было чуть больше 10 лет. Естественно, специалисты ехали туда, в том числе, из Донбасса и Кузбасса. На тот момент в Солигорске жили знакомые семьи Соколовых по Прокопьевску. Отправились к ним, но уже не на поезде, а на своей машине – "Москвич 403". Путешествие заняло примерно три дня.

"Отец же мой никогда больше 70 километров не разгонялся. Это сейчас гоняют по 160…" – говорит Сергей.

Семья погостила несколько дней у кузбасских знакомых, а потом быстро дали комнату в общежитии. Отец стал готовить будущих горняков в техникуме. В итоге проработал там всю жизнь, совмещая в последние годы работу в техникуме с преподаванием в филиале БНТУ. Преподавал горное дело, взрывные работы, вентиляцию. Благодаря его конспектам, многие солигорчане потом поступали в технические вузы.

Кстати, сам Сергей в детстве сначала не думал, что, как и отец, пойдет в горнодобычу. Хотя первые мечты были тоже связаны с недрами, но не совсем. Хотел быть геологом, потом археологом. Даже были мысли пойти в гуманитарии.

Когда оканчивал восьмой класс, решил поступать в Солигорский горно-химический техникум имени Мориса Тореза, так как других учебных заведений подобного плана в Солигорске не было. Посоветовался с отцом и решил пойти в горную электромеханику. Поступил на эту специальность и четыре года учился в техникуме. С этого момента почти вся жизнь была связана с рудниками Солигорска.

Залежи калийных солей, как считают геологи, возникли в Беларуси на месте, где 380 миллионов лет назад, в девонский период было море. Сергей Соколов, оканчивая техникум, еще не знал, что не сразу начнет добывать калийную руду в бывшем море. Ему предстояла дорога к морю настоящему.

Когда Сергей думал об армии, считал, что ему надо обязательно идти в погранвойска. В военкомате еще в 14 лет сказал о своем желании. Мать пыталась устроить так, чтобы сын служил в Слуцке. Уже с кем-то договорилась об этом.

Будущий горняк был непреклонен. Служить рядом с домом не захотел. Только на границе! По окончании техникума, проработав 4 месяца на строящемся четвертом руднике, прошел медкомиссию и настроился на службу в погранвойсках. В ноябре 1977 года его призвали и вместе с сотнями других призывников привезли в Минский областной военкомат.

Постепенно во дворе облвоенкомата оставалось все меньше молодых людей. Вот одних уводят в артиллеристы, потом забирают будущих мотострелков… Дошла очередь до пограничников. Сергея не взяли. Почему? Непонятно.

В итоге во дворе военкомата осталось только 80 человек, которых никто не забрал. И тут… Появляется морской офицер – капитан второго ранга, а с ним главный корабельный старшина. Призывников завели в аудиторию. Выяснилось, что это не флотские, а морские пограничники. Офицер спросил: "Кто не хочет 3 года служить на морских рубежах?" Тех, кто поднял руки, вывели. Остальные отправились в учебный отряд подготовки младших специалистов морских частей погранвойск в город Анапа.

Через двое суток Сергей оказался в учебном отряде в Анапе. Выдали шинель, бескозырку, матросскую робу и гады (так на флоте называют ботинки). Распределили в роту корабельных электриков.

Настало время выбирать, куда ехать служить. Такова привилегия отличников. Предложили на выбор – отправиться в южную Балаклаву, Гудауту либо Очамчиру. Но хотелось на Балтику, море революции. Так Сергей попал в Латвию, в Лиепайскую 4-ю ОБСКР (отдельную бригаду сторожевых кораблей), в ее Вентспилсский дивизион, корабли которого несли службу в Ирбенском проливе.

Когда в Прибалтике офицеры посмотрели на пятерки Соколова в удостоверении корабельного электрика, решили отправить… на самый проблемный корабль. Оказывается, до него там электрики сожгли четыре генератора. Соколову сказали: "Если и ты сожжешь генератор – посадим".

Военный корабль, пускай пограничный, – это не прогулочная яхта. В чем заключалась служба морских пограничников? В патрулировании акватории Балтийского моря, контроле надводной обстановки, охране водных биологических ресурсов, проверке различных судов. Например, иногда надо было инспектировать рыбацкие суда из скандинавских стран.

Порт Вентспилс в СССР был вторым по масштабу после Находки. Как раз в Вентспилсе и располагался упомянутый дивизион, ставший в августе 1979 полноценной бригадой. Так что трафик был плотный. Доводилось видеть и американские суда, бразильские, греческие, либерийские.

Однажды в бригаде объявили боевую тревогу, но не из-за корабля страны НАТО, а из-за китайского гражданского судна. Закончилось все благополучно. Провокаций не произошло.

В сухопутной армии считается, что солдат без дела – это преступник. На море почти то же самое. Издавна на всех флотах такая точка зрения: если у матроса на корабле слишком много свободного времени – это потенциальный бунтарь.

Это не теоретические измышления. В 1975 году как раз на Балтике было ЧП. Группа военных моряков на большом противолодочном корабле "Сторожевой" заперла часть экипажа и взяла курс на территориальные воды Швеции… Мятеж закончился печально для его участников. Главу группы бунтарей – капитана третьего ранга Саблина (кстати, замполита) – расстреляли, экипаж расформировали. Остальным бунтарям дали сроки или выгнали из флота.

Сергей пришел служить вскоре после этого инцидента, и спать тогда матросам на корабле между корабельными работами, учебными тревогами и тренировками по борьбе за живучесть позволяли недолго. Кормили хорошо, а вот прикорнуть лишний раз – это нет.

Кроме всего прочего были и политзанятия. Однажды на экзамене Соколову попался вопрос о кубинской революции, а он его хорошо знал, и замполит это отметил. Позже офицера повысили, и политподготовку, естественно, повесили на Соколова, назначив помполитом корабля.

Пришлось конспектировать классиков марксизма-ленинизма, произведения Брежнева и прочих. Были в этом плюсы. На берегу к кораблю иногда приходили замполиты с офицерскими погонами, просили позвать Сергея и говорили: "Дай списать конспект". Это поднимало авторитет среди сослуживцев.

Довольно часто приходилось заниматься корабельным электрооборудованием и системами автоматики одному. Причина банальная. Старший электрик был толковый парень, но…

И этот моряк, и многие другие остались в толстом дембельском альбоме Сергея. Иногда он его пересматривает, вспоминает матросов и офицеров. Вот с этим нашли друг друга в соцсетях, переписываются, а этот умер…

Казалось бы, всего три года службы в далеких семидесятых, а наш герой помнит всех по именам до сих пор. Некоторые из друзей-срочников остались на флоте в качестве профессиональных военных моряков, а Сергей вернулся домой в шахтерский город. Кстати, сейчас он председатель Солигорской организации Белорусского союза военных моряков.

Вчера моряк – сегодня не просто на суше, а в самой ее глубине, на руднике в шахтерской робе. Красивая морская форма с бескозыркой была повешена в шкаф.

"Некоторые ходят в форме после службы еще неделю. Я не ходил. Собственно, она мне маленько поднадоела. Снял и надевал только по праздникам", – признался Сергей.

Кстати, слово "маленько" выдает в нем выходца из Кузбасса. Именно так там говорят. Да и в Солигорске у шахтеров особая речь. После флотского жаргона Сергей стал активно использовать профессиональный сленг.

Например, кроссингом называют вентиляционное сооружение. Гезенк – вертикальный ствол без выхода на поверхность; шпур – отверстие в кровле либо в почве, цилиндрическое углубление; спасатель (самоспасатель) – индивидуальное устройство, чтобы дышать кислородом в аварийной ситуации; лава – горная выработка.

Есть немало других терминов и жаргонизмов. Один из них – тормозок. Это перекус, который берут с собой под землю. Почему тормозок? Да потому что перестаешь работать и ешь, тормозишь.

А вот тормозить мышлением в шахте опасно. Какие бы меры безопасности ни предпринимались, человеческий фактор приводит к авариям. И хорошо, если мелким.

Под землю после дембеля Сергей спустился, конечно, не на следующий день, но и долго отдыхать не пришлось. Отец настоял, чтобы вчерашний моряк поскорее начал готовиться к поступлению в заочный институт. Удивительно, но точные науки стали после флота даваться лучше, чем когда-то в школе.

Поступил во Всесоюзный заочный политехнический институт, основная база которого была в Москве недалеко от ВДНХ. Два раза в год ездил туда на сессии. В Солигорске продолжал работать на руднике.

Это слово горняки произносят с ударением на первом слоге. Как правило, так называют неугольную шахту. В Солигорске, как известно, основной продукт добычи – это не черное золото, а калийная руда – сильвинит.

С его добычей Сергей уже немного был знаком, и после армии начальник рудника сразу предложил стать электромехаником участка. Молодой шахтер первым делом пошел советоваться к отцу.

"Он мне говорит: "Это вешалка. Не стоит. Без опыта это тяжело и довольно сложно", – вспоминает Сергей.

В итоге стал электрослесарем в ремонтной смене. В обязанности входила подготовка оборудования для тех, кто непосредственно занимается добычей. Это ежесуточные "перемонтажи" оборудования, прокладка кабеля, монтаж скребковых конвейеров и многое другое.

При монтаже скребковых конвейеров приходилось с коллегами таскать трехсоткилограммовые рештаки – составные части конвейера, который мог быть длиной до 80 метров. Сейчас такого оборудования уже нет. Используются бункерные перегружатели.

"Короче, приходил домой никакой", – эмоционально говорит шахтер.

Через год-полтора перевели работать дежурным электрослесарем в добычную смену. Опытному электрику приходилось постоянно ремонтировать вышедшее из строя, сломавшееся электрооборудование. Выбил комбайн, сломался самоходный вагон – нужно ремонтировать, и срочно. Руда должна идти непрерывным потоком!

Еще до института, всего за три месяца удалось получить сначала четвертый, а затем и пятый разряд. Пролетело шесть лет, и заочная учеба подошла к концу – дали направление в аспирантуру. Вроде бы почетно, но взвесив все "за" и "против", Сергей остался на руднике. У него уже была семья, родилась дочь. Нужно было зарабатывать деньги. Тем более, что на родном руднике с дипломом горного инженера-разработчика его сразу взяли на должность горного мастера.

Существует много шахтерских баек. В Кузбассе, например, молодым раньше рассказывали о метровых крысах, которые съедают тормозок, оставленный без присмотра. Либо же крыса может отгрызть ухо, если ты решил поспать в шахте. Конечно, это всего лишь пугалки для новичков.

Настоящую опасность представляют недра сами по себе. Например, и на угольных, и на соляных рудниках может быть высокое содержание метана. При определенных концентрациях он токсичен и взрывоопасен. Может стать причиной взрыва и серьезного пожара.

У некоторых горняков есть метанометры. Их выдают инженерно-техническим работникам и машинистам горных выемочных машин Старыми приборами делали замеры у самой кровли, то есть "потолка", и почвы. Определяли метан и СО₂. Потом появились более продвинутые приборы, которые просто показывают содержание метана.

При определенной концентрации этого газа работы останавливают и выветривают метан. В угольных шахтах его, как правило, больше.

"Что такое угольные шахты? Это обильное накопление растительной массы, образовавшееся в древних торфяных болотах еще в девонский период. Вот и получился уголь, образовался метан… А наше месторождение (калия – Sputnik) – это место, где было море. Неглубокие лагуны, хорошо прогреваемые солнцем. Там кристаллизовались сильвинит и галит", – объясняет шахтер.

При аварии основная цель – вытащить людей из рудника живыми. Важно, чтобы у всех были самоспасатели. Когда-то давно были случаи: недисциплинированные работники оставляли самоспасатели, отходили от них более чем на три метра. В прошлом, где-то до 1985 года, старшие могли проучить за такое молодых. Завязывали ремни спасателей в цепи, чтобы новичок потом распутывал.

"В самоспасателе дышишь час, когда ты идешь, и три часа, когда ты сидишь на месте, ждешь помощи. То есть нужно или успеть за час уйти, или тебя за три часа должны спасти, если ты находишься на одном месте. Например, не больше часа ты обходишь очаг пожара. Каждый шахтер должен знать, где выход на вентиляционный штрек, чтобы спастись в случае пожара и задымления горных выработок", – вспоминает Сергей азы безопасности.

Эти знания пригождались ему на практике. Он знает, что в соляной шахте при пожаре сильвинит "стреляет" как шифер в огне. Довелось и вытаскивать погибшего, которого завалило горной породой. Это был молодой парень, который только три месяца как пришел из армии…

От работы на руднике у Сергея, который сейчас уже на пенсии, остались разные воспоминания. Но о своем выборе не жалеет. Может часами рассказывать, как устроены штреки, как работает шахтное оборудование.

"Вообще у мастера на участке все строго регламентировано и делается по документации. Паспортам производства работ, указаниям маркшейдера и геолога. Если крепи поставлены не так, как в паспорте производства работ, то непременно накажут. Ну и все подписано. Вешаются указатели. Например, это аншлаги с расстоянием до стволов и наименованиями горных выработок", – объясняет Сергей.

Сейчас он уже с ностальгией разглядывает фото из подземелий, которым посвятил почти 40 лет жизни. Земля открыла ему свой талант, потому что он открыл ей свой. Так говорят некоторые горняки.