К 90-летию со дня рождения Василия Аксенова: быть русским не скучно

Не только в литературных, но и общественных кругах, когда речь заходит о Василии Аксенове, всегда возникает один и тот же вопрос: "К какому разряду писателей его относить?" Практически всех этот вопрос ставит в тупик по той простой причине, что сегодня Аксенова никто не воспринимает как далекую и ушедшую эпоху. Тринадцать лет, прошедших после смерти писателя, в общественном сознании сблизили его произведения с читателями даже больше, чем это было при жизни.

Ответ на этот вопрос сегодня вполне можно отнести к нерешаемой философской задаче, когда каждый волен выбирать сам: "Не великий, великие лежат на Новодевичьем. Но и не народный, свое последнее пристанище нашел на Ваганьково".

Сам Василий Павлович, когда при жизни ему задавали вопрос, на какой период времени его книги будут интересны читателю, отвечал: "Лет на сто". Если новое постсоветское поколение захочет понять, чем был Советский Союз, то одних учебников истории не хватит. Ощутить и понять великое и трагическое, смешное и откровенно абсурдное – все то, что составляло величие страны, которой уже нет, можно только прочитав произведения Василия Аксенова. Он единственный писатель, которому при жизни удалось перешагнуть границы поколений – его читателями была вся страна.

Литературоведческие работы по Аксенову, при всей своей кажущейся научности и логике оценок творческого почерка, на мой взгляд, не объясняют ничего. Человек-эпоха, человек-парадокс, литератор, позволявший себе абсолютно все, Аксенов ясен и понятен только через понимание его личной жизни и судьбы.

В пять лет он попадает в детский дом после ареста его родителей - партийных работников в Казани. Для пятилетнего ребенка в то время такое "распределение" означало смену фамилии, полную потерю связей с родными и близкими. Аксенов должен был раствориться в советском обществе, забыть кто он и откуда. Из детского дома будущего писателя выручил родной дядя: с 1938 по 1948 годы он прожил в его семье в Казани, а затем переехал к матери на поселение в Магадан. Эту встречу Евгения Гинзбург описала в своей книге "Крутой маршрут": "…снова возникла глубинная органическая близость, порванная двенадцатью годами разлуки, жизнью среди чужих".

Писать он начал рано и желание стать литератором не покидало его никогда. Но на семейном совете мать и отчим по фамилии Вальтер, с которым они жили в ссылке после лагеря в Магадане, не сговариваясь с один голос дали совет: "Поступай в мединститут, потому что сидеть все равно придется. А на зоне врачу легче выживать". Аксенов поступил в Казанский мединститут, а затем перевелся в Ленинград поближе к родственникам.

Что должен был чувствовать юноша, который еще не успел сделать в жизни ничего плохого, но тюремный срок которому был гарантирован фактом его происхождения.

Василий Аксенов всегда стремился к свободе. Он хотел стать таможенным врачом на судах, но его не пустили из-за родителей – боялись, что убежит. Он остался терапевтом на Онежском озере. А когда перебрался в Москву, то ему фантастически повезло – он устроился врачом в туберкулезный диспансер. Удача Аксенова состояла в том, что на маленьком самолете АН-2 он облетал районные деревеньки. И увидел страну без изъятий и купюр. Эти наблюдения найдут свое отражение в "Затоваренной бочкотаре" и в "Коллегах".

Но это будет после ХХ съезда КПСС, который лично для Аксенова стал его вторым рождением. Ему было уготовано место в Преисподней, но события в стране вернули его обратно в нормальную жизнь, где не нужно было ничего и никого бояться. Из этого состояния Аксенов вышел с такой внутренней свободой, которой ни до него, ни после не было ни у одного советского писателя.

Эта свобода, дарованная ему ХХ съездом, осудившим культ личности, чуть позднее проявится в заглавии романа "Звездный билет". Правда, его публикация будет стоить редакторского кресла основателю журнала "Юность" Валентину Катаеву, а сам роман вызовет оцепенение у "литературных генералов".

Естественность и непринужденность повествования стали главной литературной находкой Аксенова. В молодежной среде этот роман в то время стал культовым: " – Планы на вечер есть? Юрка поправляет галстук и огорченно говорит:

– Конь мой сегодня дома.

Конь – это значит отец. Великая радость, когда уходит конь. Ребята бросаются к телефонам: "Хата есть!" Приезжают смирные девочки, одноклассницы. Танцуют. Кто-то на секунду выключает свет. Ребята лезут целоваться. Девочки визжат".

Это не пошлость. Это признание естественного хода жизни молодого поколения, где в подстрочнике легко читаются бытовые неудобства повседневной жизни.

"Звездный билет" заканчивается тем, что мальчик глядит в небо и видит там звездный билет с дырочками. В этом есть некий намек на то, что в любых самых страшных и невыносимых обстоятельства у каждого человека есть окно возможностей, которое может изменить все радикально.

Аксенов воспринимал джаз как постоянную и безоговорочную импровизацию. Музыку, которую в большинстве своем нельзя записать нотами до начала выступления. Исполнение любой джазовой композиции каждый раз звучало по-новому. Его забавляла дрожь в коленях музыкального начальства, которое не могло предсказать финала выступления музыкантов. А ассоциация слова "саксофон" с сексом у грозных идеологических дам для него была высшей точкой интеллектуальной мести.

Для своего "литературного джаза" он выбирал лучшее исполнение, и только оно становилось достоянием читателя. У Аксенова это не литературный прием, а внутренне понимание самих основ жизни.

Мировозренческие установки Василия Аксенова просты только на первый взгляд. Наиболее четко они просматриваются в его раннем рассказе "Победа" и автобиографическом романе "Ожог".

Рассказ "Победа" был написан в феврале 1965 году и опубликован в "Юности" в разделе "Зеленый портфель". Он небольшой – всего две с половиной странички. Суть проста – в купе поезда едут два пассажира. Один из них известный шахматный гроссмейстер, которого сразу узнает другой пассажир с наколкой на руке "Г.О". Радость от знакомства со знаменитостью у "ГО" переходит в желание сыграть партию в шахматы и непременно выиграть. Игра носит гротескный характер – музыке движения шахматных фигур и торжеству шахматной позиции у гроссмейстера противостоит одна-единственная мысль "ГО" – "если он меня так, то я его так". Партия заканчивается тем, что "ГО" не замечает поставленного ему мата, делает ход конем и радостно кричит: "Мат". Деликатный гроссмейстер делает вид, что поверил в свой проигрыш и достает из портмоне золотой жетон на котором гравирует надпись – такой-то такого-то числа выиграл у меня партию в шахматы. "ГО" несколько раз переспрашивает настоящее ли золото. И от положительного ответа на свой вопрос получает искреннее удовольствие.

Для Аксенова общество состоит из двух неравнозначных частей – интеллектуального меньшинства, которое двигает прогресс, и обывателей "ГО". Общественная гармония по Аксенову возможна только в случае допустимого конформизма со стороны элиты. В непринципиальных для него вопросах допустимо и естественно сказать своему оппоненту то, что он хочет услышать.

Эта же линия проходит и в автобиографическом "Ожоге". Самсики, Аристархи, Пантелеи, Геннадии и Радии – это Аксенов во множественном числе. У этих пяти героев общее не только отчество, но и место биографии – Колыма. "Ожог" – роман о том, что очень часто обстоятельства бывают сильнее вас. Но любые обстоятельства временны, нужно уметь ждать и относиться ко всему философски.

"Ожог" написан жутким матом. Но при этом это настоящее произведение искусства. Для Аксенова это была естественная реакция на советское ханжество. "В "Ожоге" Аксенов следует чеховской традиции доведения ситуации до абсурда. Он раздевает человека, не скрывает ничего. Аксенов, как и Чехов, профессиональный врач, в человеке для него нет никаких секретов. В самой середине своей работы Аксенов уходит в длительный запой. Он описывает его в мельчайших подробностях. Описывает, ставит точку и бросает пить – раз и навсегда, безо всякой медицинской помощи. Аксенов постиг тайну этого состояния и больше в него ни разу не возвращался.

Аксенов мог стать лучшим спортивным журналистом по игровым видам спорта. До конца своей жизни он играл в баскетбол. Его очерк о баскетбольном ленинградском "Спартаке" и его тренере Владимире Кондрашине, под руководством которого сборная СССР в драматичнейшем финальном матче пятьдесят лет назад в Мюнхене победила американцев и впервые взяла "золото", для спортивной журналистики является хрестоматийным.

Василий Павлович везде и во всем оставался русским человеком. Он любил повторять, что быть русским занятие не скучное. Он любил Россию и воспринимал ее такой, какая она есть.