Уже 8 лет белорусские суды общей юрисдикции работают в новом формате единой системы во главе с Верховным судом. В большом интервью корреспонденту Sputnik Тамаре Беляевой первый заместитель председателя Верховного суда Беларуси Валерий Калинкович рассказал не только о национальной модели правосудия, о Конституции, но и также откровенно ответил на вопросы о смертных приговорах, о судьях, ушедших из системы в протестном 2020-м, и о том, как к этому отнеслось руководство Верховного суда.
— Валерий Леонидович, как Вы считаете, национальная модель правосудия сегодня оптимальна?
— Она разрабатывается и совершенствуется уже в течение более чем 30 лет с момента обретения Беларусью государственного суверенитета. И в настоящее время можно говорить о том, что этот процесс близок к своему завершению. Основные принципы, на которых выстраиваются институты нашей судебной власти, исторически сложились еще в советский период и закреплены сейчас в нашей Конституции.
В завершающий этап построения этой модели белорусская судебная система вошла в 2013 году. Сегодня речь идет о завершающем этапе этих процессов, которые будут совмещены с той глобальной перестройкой законодательства, которая вызвана изменением Конституции.
— Что можно сказать о качестве белорусского правосудия и о его доступности?
— Сегодня наша законодательная база полностью обеспечивает доступ к инструментам судебной защиты каждого, кто в ней нуждается. Здесь нет каких-либо препятствий. Все это достаточно четко и полно регламентировано. А анализ судебной практики свидетельствует, что суды довольно редко допускают ошибки в определении вопроса о доступе человека к правосудию.
Хочу подчеркнуть, что мы ежегодно всю статистику вторжений вышестоящих судов в судебные постановления публикуем, она вполне открытая.
Из всей массы судебных постановлений, которые выносятся судами первых инстанций, во вторую инстанцию, в апелляцию обжалуются порядка 20% процентов приговоров, 4-5% решений по гражданским делам, где-то 11- 12% решений судов по экономическим делам, и 1-1,5% постановлений по делам об административных правонарушениях.
А остальные судебные постановления, а их выносится ежегодно более полумиллиона, в вышестоящие суды не обжалуются. То есть мы подразумеваем, что стороны либо удовлетворены результатом рассмотрения дела, либо согласились с тем, что суд принял в отношении них законное и справедливое решение, и правовых поводов для его обжалования не существует.
Это один из серьезных показателей качества и эффективности правосудия.
— Есть ли проблема с кадрами в белорусских судах?
— Отбор профессиональных юристов, которые потенциально могут влиться в ряды судейского корпуса, не был простой задачей ни в какие времена - ни в советский, ни в постсоветский период. Это очень непростая задача по нескольким причинам.
Для того, чтобы стать судьей, необходимы не только хорошая профессиональная юридическая подготовка. Но и наличие очень многих личностных и человеческих качеств, которые позволяют эффективно, а главное, от жизни, по совести разрешать спорные и конфликтные ситуации.
С точки зрения закона - это гражданин Республики Беларусь, достигший 25-летнего возраста, владеющий белорусским и русским языками, имеющий высшее юридическое образование с присвоением квалификации "юрист" или "юрист со знанием экономики", стаж работы по специальности не менее трех лет. Это человек, не совершавший порочащих его поступков и успешно сдавший квалификационный экзамен на должность судьи. Я перечислил базовые требования к кандидату.
И, конечно же, огромное значение придается изучению моральных и личностных качеств, в том числе способности человека работать в публичном формате.
— Судя по данным из открытых источников, у белорусского правосудия женское лицо. Судей-женщин 696, а мужчин-судей – 443. При этом в Верховном Суде наоборот, из 62 судей большинство – 34 человека - это мужчины, а 28 – женщины. Такая картина случайность или тенденция?
— Это достаточно сложный на самом деле вопрос. Смещение гендерного баланса в судейском корпусе в сторону представительниц прекрасного пола берет свое начало из нелегких 90-х годов прошлого века. Тогда в силу ряда причин, в том числе тяжелой экономической ситуации, не для всех представителей мужского пола тот уровень оплаты труда, который существовал в судебной системе, казался привлекательным.
Что же касается времен нынешних: а вы посмотрите на гендерный состав студентов юридических вузов по всей стране, там, по-моему, доля представительниц прекрасного пола еще выше, чем в судебной системе.
Но главное все-таки не гендерная принадлежность, а способность судьи осуществлять свои полномочия на уровне современных требований и юридических, и моральных, и чисто человеческих.
К тому же уголовное судопроизводство – это вещь более тяжелая. Разные уголовные дела бывают, в том числе и о преступлениях с тяжелыми последствиями. Традиционно судьи-мужчины все эти ужасы воспринимают и переносят легче.
— Вспоминая протестный 2020-й, тогда много судей ушло из системы?
— 2020 год в эту работу чего-то особо уникального, я бы сказал, не внес, как в принципе, и в другие сферы государственной жизни.
Некоторые представители судейского корпуса сочли невозможным для себя продолжать работу в тех условиях, которые складывались в 2020-м году. Они покинули наши ряды. Мы, в принципе, с пониманием отнеслись к их решению, потому что судьей нельзя работать под принуждением.
— Если говорить об информационных технологиях, насколько активно они сейчас применяются в судах? Есть ли в стране проблема судебной волокиты?
— Разработка единой информационной системы судов общей юрисдикции в нашей стране длится уже несколько лет. Сегодня уже практически полностью завершена автоматизация делопроизводства в судах, включая и возможность обмена информацией.
Плюс мы уже имеем возможность, что называется, бесконтактным способом в целом ряде государственных информационных ресурсов получать информацию, необходимую для осуществления правосудия без бумажных запросов, без долгого ожидания ответа.
Фактически уже создана система регистрации движения каждого судебного дела, которая позволяет, не сходя со своего рабочего места, получать информацию касаемо того, как идет в суде конкретное дело.
Речь, конечно, не идет о каком-то вмешательстве в осуществление правосудия.
Вот с помощью этих инструментов, в том числе, решаем проблему судебной волокиты.
— Я так понимаю, что речь идет, в том числе о аудиопротоколах судебных заседаний?
— Да, следующее направление - это системы аудио- и видеофиксации судебных процессов. На самом деле их внедрение решило сразу несколько проблем, в том числе по трудозатратам.
Во-первых, в случае возникновения конфликтных ситуаций, жалоб мы можем оценить ход и результаты судебного процесса не по бумажным протоколам, а вживую - на основании аудиозаписи и видеозаписи.
Если она ведется, это снимает практически все вопросы на тему: кто прав, допустил ли суд нарушения закона при рассмотрении дела, соблюдал ли председательствующий в процессе нормы судебной этики. Либо утверждения об этом являются попыткой недобросовестной стороны опорочить результаты судебного разбирательства. Магнитофон то ведь, условно говоря, не обманешь.
Это позволило сократить и количество жалоб на работу судов в рамках закона об обращениях граждан.
— Вы долгое время возглавляли судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда. Не могу не спросить, белорусское правосудие стало более гуманным сейчас?
— Давайте в этой связи попробуем ответить на несколько риторических вопросов. Гуманно ли не лишать свободы человека, который впервые совершил преступление небольшой тяжести, раскаялся, возместил вред, примирился с потерпевшим? Гуманно, несомненно. Гуманно ли лишать свободы на длительный срок наркоторговца, который распространяет наркотики, от которых можно умереть. Я считаю, что вполне гуманно. Потому что, когда мы его лишаем свободы на длительный срок, гарантированно, что хотя бы один человек не купит наркотики, не сядет на иглу и не умрет, в конце концов.
Когда мы говорим о гуманизме по отношению к человеку, который преступление совершил, нельзя забывать о гуманизме по отношению к человеку, который от преступления пострадал.
Он такой же гражданин, как и обвиняемый, да. Ему причинили боль, увечья. У него убили родственника, имущества лишили, может быть, последнего.
Процесс совершенствования законодательства об уголовной и административной ответственности в последние 30 лет продолжается практически беспрерывно. И цель этого не в том, чтобы государство ослабило инструменты и ответственность, и стало для всех хорошим.
Поэтому я бы на этот вопрос отвечал так - наше правосудие на пути своего развития становилось и становится все более справедливым. И в этом нам помогает совершенствование законодательной регламентации всех действий и решений, которые мы, судьи, вправе и должны принимать.
© Sputnik / Дмитрий Марков
— Если касаться вопроса по поводу введения моратория на назначение и применение смертной казни?
— Сразу скажу, что применительно к вопросу о смертной казни, судебная власть не принимает участия в общественно политических дискуссиях на эту тему. Когда-то еще древние римляне вывели формулу о том, что закон - это немой судья, а судья - это говорящий закон. Поэтому, когда мы говорим о действующем законе, он подлежит применению в тех случаях, на которые, собственно, он и рассчитан.
Тем более, что введение различного рода мораториев, принятие декларации о намерениях и так далее, оно вообще в компетенцию судебной власти не входит. Поэтому мы сегодня применяем тот закон, который мы имеем.
— Вам приходилось выносить смертные приговоры?
— Случалось. Могут быть разные приговоры. Случалось постановлять и оправдательный, и обвинительный, и с различными видами наказаний. Поэтому (а я с 1992 года исполняю обязанности судьи) разные были за это время ситуации. Но главное, принимая судебные решения, делать это по закону и по совести.
— Помните, кому выносили смертный приговор?
— Конечно, помню. Но не скажу. И поясню почему. Когда мы сегодня начинаем в любом контексте говорить о любом судебном деле, нельзя забывать, что за каждой судебной историей стоят конкретные люди - обвиняемые, потерпевшие, свидетели, их родственники.
Поэтому я всегда очень аккуратно рассказываю что-то на тему судебных очерков. Необходимо обеспечивать сохранность тех персональных данных, которыми мы обладаем в результате судебной работы. У каждого человека есть своя личная жизнь, свои чувства, свои переживания. Ведь дело суда – по закону и справедливости разобраться в конкретной ситуации.
А что касается вынесенных приговоров - мне лучше запомнились оправдательные приговоры.
— Всегда актуален вопрос о судебных ошибках. Есть ли факты необоснованного осуждения за последнее время?
— Ну, слава Богу, уже в течение достаточно многого количества лет у нас в стране не выявлено ни одного факта необоснованного осуждения за совершение преступления. Это очень хороший, на мой взгляд, показатель. Но это не значит опять-таки, что мы тут что-то покрываем. У каждого судьи, в каком бы уровне судебной системы он не работал, есть честь, есть совесть. У нас не случайно соблюдается законодательно прописанное правило о том, что судья, который участвовал в рассмотрении дела в суде первой инстанции, уже не может привлекаться к его рассмотрению в последующих судебных инстанциях.
Я не хочу, как говорится, хвалить свое ведомство. Но, в принципе, сегодня у нас в стране законодательно обеспечен порядок многократной проверки законности вынесенных судебных решений.
— Давайте поговорим о конституционных изменениях, касающихся судебной деятельности. Какие бы Вы отметили как наиболее значимые?
— Во-первых, впервые в истории белорусского государственного строительства на уровне Конституции закреплен статус Верховного суда как высшей судебной инстанции по рассмотрению дел и центрального органа, осуществляющего организацию правосудия в стране в целом.
Далее. Очень существенные новеллы заключаются в том, что руководители и судьи Верховного суда и Конституционного судов будут избираться на свои должности решением Белорусского народного собрания.
С точки зрения государственного права логичный ход, потому что у нас конституционно закреплен принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Это является дополнительной гарантий независимости судей при осуществлении правосудия.
И еще одно новшество - это конституционная жалоба. Когда участники процесса прошли все судебные инстанции, включая Верховный суд. В этом случае у стороны возникает право подать в Конституционный суд жалобу на предмет проверки конституционности тех нормативных правовых актов, на основании которых суд общей юрисдикции разрешил дело.
Подчеркиваю, не проверить законность принятого решения, нет, а именно для проверки конституционности того закона, на основании которого разрешено дело.
— Пару лет назад обсуждался вопрос о необходимой регламентации деятельности журналистов в суде. Как Вы считаете, актуальна ли сейчас эта проблема?
— Охрану личной жизни нельзя приносить на алтарь каких-то репортажей. Да и далеко не все люди, которые пришли в суд, решают свои насущные вопросы, вообще рады тому, что еще и пресса туда пришла и начинает их снимать.
Высший хозяйственный суд в свое время пытался запустить онлайн-трансляции судебных заседаний. Казалось бы, в плане правового ликбеза, хорошая идея. Но коллеги столкнулись с явным нежеланием сторон сниматься в этом "кино". Люди публичности не любят.
Но когда мы пытаемся прописывать какие-то особые правила для представителей прессы, ну, во-первых, распорядок судебного заседания тоже регламентирован сегодня законом. Все находящиеся в зале суда обязаны подчиняться распоряжениям председательствующего.
Вопрос в другом. Насколько сегодня тот или иной журналист, который взялся освещать судебные и правовые темы вообще, готов проявлять объективность, порядочность и профессионализм.
Поэтому основное правило поведения, вообще, на мой взгляд, это жить по совести и по закону. А для человека, который что-то в общество транслирует, еще и быть при этом объективным.
— Дискуссия о соотношении закона и справедливости ведется, как нам кажется, постоянно. Как Вы считаете, что важнее – закон или справедливость?
— Но это вообще, наверное, один из самых глобальных вопросов, не только юриспруденции, но и философии. Что первично, а что вторично - на самом деле очень сложный вопрос. Ведь мера справедливости у каждого своя.
Поэтому я бы ответил так: справедливость в пределах, устанавливаемых законом. Я не могу игнорировать те законодательные правила, которые существуют в стране, которые приняты в установленном порядке. Если закон плох, значит его надо менять. Значит, надо думать над тем, как этот механизм регулирования усовершенствовать, чтобы он вписался все-таки в то понимание справедливости, которое является для общества наиболее приемлемым.
Вот тут очень важно, чтобы служители правосудия не только закон хорошо знали, но чувствовали пульс жизни и принимали решения, исходя не только из требований закона, но и внутреннего убеждения.
— Вы помните свой первый и последний судебный процесс?
— Ну последний мой процесс еще не состоялся. Я действующий судья. Статуса судьи я не утратил. Надо понимать, что все руководители Верховного суда - тоже действующие судьи.
Что касаемо первого, то тут вопрос достаточно сложный, потому что более шести лет я все-таки проработал секретарем судебного заседания и, поверьте, наслушался за эти годы тоже немало интересного.
А запоминаются дела повышенной сложности, с которыми удалось в итоге разобраться.
Конечно, помню первый мой оправдательный приговор. Он был по делу о дорожно-транспортном происшествии. Был в моей судейской практике оправдательный приговор и по делу об убийстве.
— Профессия судьи и руководителя такого уровня, как Вы, весьма энергозатратна. Как вы справляетесь?
— Судебная работа - это каждодневный кропотливый труд, прежде всего, над собой. Это самообразование, это познание нового в праве, нового в жизни, в психологии человеческих отношений.
Я абсолютно нормальный человек, обычный, можно даже сказать. Люблю природу, музыку, песни под гитару люблю попеть, хоть времени для этого не очень много остается. Конечно, люблю читать. И книги выбираю не электронные, а бумажные, изданные давно, с запахом истории.
Несколько цитат от Валерия Калинковича, оставшихся за кадром:
Более 100 судей, не говоря о других работниках, госаппарата, в той или иной степени подверглись информационной травле.
Мой дед в 41-м погиб, защищая эту землю от фашизма. Другой родины у меня и у большинства тех людей, которые сегодня судебную систему составляют, нет.
Первый зампредседателя Верховного суда Валерий Калинкович
© Sputnik / Дмитрий Марков
Люди публичности не любят. И кроме того, слава богу, что ведь подавляющая часть населения нашей страны, она и в зале суда-то ни разу не бывала.
Молоток может использоваться для поддержания порядка в зале судебного заседания. Постучал, привлекая внимание участников процесса, и сказал: "Уважаемые стороны, соблюдайте порядок". Но раз вы, бывая в судах, не заметили наличия этих молотков, значит, слава богу, у наших судей немного поводов их использовать.
Читайте завтра на Sputnik полную видеоверсию интервью.
Самые интересные и важные новости ищите в нашем Telegram-канале. Также следите за нами в Яндекс.Новости и Яндекс.Дзен!