Смерть всегда событие. Она вдвойне событие, когда речь идет об уходе политика, оказавшегося на первых ролях в самый острый исторический период. Приход на волне перестройки в политику из академической науки Станислава Шушкевича – это ответ на вопрос спора физиков и лириков начала 60-х годов прошлого века. Кто эффективнее и более полезный для общества в качестве ее лидера. Кто найдет единственно правильные ответы на вопросы, волнующие людей – физики или лирики.
Жизнь показала, что неправы оказались ни те, ни другие.
Станислав Шушкевич оказался компромиссной фигурой в конце августа 1991года для всех. И для тех, кто управляя страной, после известных событий оказались в откровенной растерянности и вместо поиска выхода из кризиса занялись поиском виноватых. И для тех, кто знал, что нужно делать, и не был готов (да и навыков таких не имел) к управлению, выбрав комфортную позицию вечных критиков.
Президент Украины Леонид Кравчук (слева), Председатель Верховного Совета Беларуси Станислав Шушкевич (в центре) и Президент России Борис Ельцин (2 справа) после подписания Соглашения о создании Содружества Независимых Государств в Беловежской пуще.
© Sputnik / Юрий Иванов
Многие, кто общались со Станиславом Шушкевичем в то время, отмечали его двоякую особенность того периода – ему нравилась должность первого лица в стране с одной стороны. А с другой стороны он боялся этой должности, понимая всю зависимость и некоторую неполноту и уязвимость независимости, нежданно-негаданно свалившейся на Беларусь.
Это сегодня можно говорить об объективных законах истории, объективности распада любых империй, забывая при этом, что все эти периоды – это чья-то жизнь, чьи-то надежды, для кого-то состоявшиеся, а для кого-то рухнувшие.
Существует ошибочное мнение, что Станислав Станиславович, будучи первым лицом в Беларуси, плохо разбирался в экономике и не знал что делать.
Все это глупости. В экономике он разбирался достаточно основательно, как и его "непримиримый визави" того времени Вячеслав Кебич, который для Шушкевича был основным политическим конкурентом. При этом по жизни, они вполне ладили и уважительно относились друг к другу.
А вот то, что они оба не знали, что делать, тоже не совсем так. Они оба знали, чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах. Нельзя политизировать экономику, рвать экономические связи. Нельзя политизировать проблему языка, подогревая нарождающийся национализм и многое другое.
Председатель Верховного Совета Беларуси Станислав Шушкевич (слева) и Председатель Совета Министров Беларуси Вячеслав Кебич (справа).
© Sputnik / Дмитрий Донской
Сегодня мало кто помнит о том, что российское правительство во главе с президентом России Борисом Ельциным планировало провести либерализацию цен не со 2 января 1992 года, а с 1 ноября 1991 года. Срок либерализации был перенесен на два месяца "по просьбе союзных республик". В этом длинном словосочетании правда все, кроме одного добавления – Борис Ельцин пошел на это по просьбе белорусской стороны, понимая, что Беларусь к такому шоку была тогда не готова. Все республики в этом вопросе были статистами.
Политическая судьба Станислава Шушкевича – это желание "проплыть между струйками". Но это возможно только в тихие и спокойные времена. В эпоху великих перемен судьба таких политиков – это судьба политических камикадзе. Шушкевич не собирался, да и не мог при всем своем желании пойти на какие-то радикальные экономические реформы в Беларуси в начале 90-х годов прошлого века. Подобное было не по силам никому из политиков того времени.
Белорусское общество того времени было достаточно консервативным и осторожным. В общественном сознании того времени любая мысль о радикальной перекройке общественной, а тем более материальной жизни, воспринималась, как крамола. Многие (и небезосновательно) ждали возвращения к старой, пусть и небогатой, но привычной советской жизни. То, что это недостижимо, понимали единицы.
Станислав Шушкевич во всех смыслах был ярким отражением всех нас того времени – неловких, много знающих, но не понимающих суть происходящего. Даже в бытовых мелочах. Чего стоит его визит в Америку, когда американцы не могли понять, как политик такого уровня мог допустить в основном элементе мужской одежды белые носки, которые для политического бомонда Америки смотрелись, как нечто вопиющее. Они не могли себе представить, что на земле есть страны, где подобное – это последний писк моды. Шушкевич не был политиком в классическом понимании этого слова. Ему нравилась не политика, а свое пребывание в ней. Подобное возможно, но только в личных мечтах и верованиях.
Природа власти, ее сущность была ему неорганична. Попытка соединить несоединимое, сгладить все острые углы у оппонентов, хороша только в теории. В пиковые моменты истории такая позиция размывает берега и ее носителя выбрасывает на берег. В политике в кризисные и поворотные моменты можно быть только плохим человеком с точки зрения обывателя. В такие моменты политик может быть только политическим хирургом, оперирующим без наркоза по причине его отсутствия. С ясной и робкой надеждой, что выживший поймет и оценит правоту своего политического врача. Станислав Станиславович к подобным поступкам не был готов.
Кем Станислав Шушкевич останется в мировой и белорусский истории?
Для одних - одним из подписантов Беловежского соглашения 8 декабря 1991 года, поставившим точку в жизни великой страны.
Для других - человеком, который бы куратором Ли Харви Освальда – будущего убийцы американского президента Джона Кеннеди, которого Шушкевич учил русскому языку, когда Освальд в начале 60-х годов жил в Минске.
Для третьих - просто приятным в общении физиком-ядерщиком и интеллектуалом.
А для всех белорусов, независимо от их отношения к личности Станислава Шушкевича – одним из главных персонажей новейшей истории нашей страны.