85 лет с рождения Михася Стрельцова: маленькое воспоминание однокурсницы

Когда проживаешь большую жизнь, какие-то годы прошлого очень хорошо сохраняются в памяти. Некоторые отлично помнят раннее детство, переживания, связанные с любовью, и так далее. Мне почему-то кажется, что у всех особенно четко всплывают студенческие годы. Если они были насыщенными открытиями. Если однокурсники оставались друзьями по жизни.

Моя учеба журналистике в Белорусском государственном университете пришлась на пятидесятые годы прошлого века. Не так давно закончилась война, наступала оттепель. Страхи и надежды объединились, формировались совершенно новые люди с принципиально новым мышлением.

Не устану повторять, что журналистский выпуск 1959 года был по-настоящему звездным. Учиться журналистике шли смелые люди, преимущественно мужчины, и все со значительным интеллектуальным запасом и житейским опытом. Смелые, потому что знали: им придется работать в гуще жизни. Учиться надо не из-за корочки диплома.

Уже на первом курсе сформировалась команда, в которую входили Геннадий Буравкин, Василь Зуенок, Юрась Свирко, Коля Гилевич, Анатолий Силенков, Семен Блатун, Володя Скопа, Саша Станюта, Миша Стрельцов. Журналисты были частью филологического факультета. К мужской компании быстро подтянулись ребята из "девичей " русской и белорусской кафедр. Это был прежде всего Рыгор Бородулин.

Всех названных ребят объединял не только интерес к литературе, но и первые достижения в этой сфере. Сразу же стали лидерами Буравкин, Зуенок, Блатун и Стрельцов. Остальные заявили о себе позднее.

Очень красивый, стройный, интеллигентный Миша Стрельцов сразу же стал интересовать девочек нашего курса. Парни называли его Михасем. Девчата — Мишелем. Немногочисленные, особенно приближенные друзья — Мишечкой. Хлопцы иногда незло ревновали:

— Вон идет ваш Мишель-кисель.

— Почему кисель?

— Потому что вы все готовы на него повеситься, а он только улыбается и отходит. Мог бы и воспользоваться.

Эта шутка никого не обижала, потому что у Стрельцова был не столько мужской, сколько интеллектуальный авторитет. С ним интересно было разговаривать на любые темы, хотя он был немногословен и больше улыбался. Если чего-то не знал, то помалкивал, а спустя какое-то время возвращался к теме – значит, почитал.

Местом постоянного общения журналистов были комнаты студенческого общежития на Бобруйской улице и Ленинская библиотека рядом с Домом офицеров. Кроме огромного читального зала, в библиотеке было много вестибюлей и коридоров, где можно было поболтать, оторвавшись от книг. Напомню, что интернета в те годы не было, о цифровых технологиях мы не догадывались, телевидение находилось в зачаточном состоянии и было недоступно. Оставались книги, книги, книги. А еще кино, музыка, театр.

По ходу учебы расширялись контакты со студентами других специальностей. На четвертом курсе мы подружились с выпускниками театрально-художественного института. Ходили друг к другу на праздничные вечера, танцевали, смотрели их отрывки и выпускные спектакли. Знаю, что Миша тогда стал часто общаться с Геннадием Гарбуком и Евгением Шабаном. Дружба сохранилась на всю жизнь, продолжилась в совместных проектах театра имени Янки Купалы. Стрельцову заказывали переводы пьес. Не успел.

У нас со Стрельцовым со студенческих лет сохранились отличные дружеские отношения. Конечно, по окончании учебы у каждого началась своя трудовая и личная жизнь, встречались нечасто. Питались слухами друг о друге. Чему-то можно было верить, чему-то — нет. В последние годы Мишиной жизни очень сблизились, так как стали дружить семьями.

Не могу не вспомнить о наших книжных интересах. В студенчестве нас объединяла одна и та же литература, чаще всего малодоступная. Помню, что я привезла из Москвы книгу сочинений Фридриха Ницше. В Минске о нем тогда только слышали, философы были не очень в моде. Мои однокурсники установили на нее очередь и в итоге "зачитали". Но первым ее взялся прочесть Михась, и мы успели с ним кое-что обсудить, особенно его мысли об одиночестве и рабской инерции жизни. Миша сразу же зацепился за идеи Ницше о культуре, и нам было о чем поговорить.

Я запомнила этот эпизод, потому что позже мы однажды, уже очень взрослые, вернулись к тому разговору, и Миша признался, что именно он после наших однокурсников "зачитал" эту книгу. Долго хранил у себя, потом она бесследно исчезла.

Когда в поздние годы Стрельцов работал в "ЛіМе" и в журнале "Нёман", он имел привычку идти домой через книжный магазин на углу Долгобродской и Омского переулка (сейчас улица Румянцева). Это был магазин белорусской литературы. Там не столько покупали книги, сколько их просматривали, пролистывали, кое-что прочитывали. Можно всегда было встретить знакомых и обсудить прочитанное. Стрельцов мне сразу же звонил и сообщал об интересных новинках, а иногда просто покупал и приносил в подарок.

Совсем недавно прочитала, что в Википедии его назвали прозаиком, поэтом, эссеистом, переводчиком. Самое нерасшифрованное в его биографии — эссеист. Я почему-то уверена, что в нашей дружбе с этим талантливым уникальным человеком были главными разговоры о настроениях и ощущениях, о том, что со студенческих лет нас объединило — интерес к жанру эссе.