Экслибрис, батлейка, плов и многое другое о Гурии Барышеве

Круг интересов был безграничным и таким же огромным оказался его вклад как исследователя и практика. Все, что он изучал и описывал в своих многочисленных статьях и книгах, он пробовал создать на практике.

В его багаже актерская работа, написание художественных полотен, сценариев для телевидения и пьес для театра, искусствоведение и педагогика, статьи о крепостных танцорах и музыкантах, телепередачи о театральном прошлом Минска, Гродно и Витебска. Он был всегда в движении и путешествовал, изучая замковую культуру и архитектуру белорусских городов. Пробовал сотворять экслибрисы и щедро их раздаривал друзьям. Кстати, друзья хорошо знали о его интересе к кулинарии. По праздникам приготовленный им плов был выше всяких похвал.

Мы были не просто знакомы, но даже дружны и работали в одно и то же время в Институте искусствоведения, этнографии и фольклора Академии наук. Создавали первые тома Белорусской Советской Энциклопедии. Когда Барышев перешел на постоянную работу в Университет культуры, он пригласил меня читать там лекции по истории театра. Наше общение убедило меня, что он был человеком с феноменальной памятью, не только мог ответить на любой вопрос. Оказавшись с ним в поездке в любой город, ты получал бесплатного и очень эмоционального экскурсовода по историческим местам. Он знал не только маршруты, но и историю значительных мест, называл даты и имена.

Энциклопедист, ученый, просветитель Гурий Илларионович был очень обаятельным и легким в общении, обладал безграничной работоспособностью и незаурядным юмором. Рассказывал так заразительно, что хотелось сразу же зайти в здание музея или найти и почитать нужную книжку.

Кстати, тогда люди очень много читали, покупали и хранили книги. Барышев "подсел" на уникальное занятие — создание экслибрисов. Это такие ярлычки на книги. Книжный знак. Печать на внутренней стороне переплета с именем владельца. В 70—80-е годы все, кто занимался графикой, "болели" экслибрисами. Это были своего рода золотые вензеля, которые продавались по хорошей цене. Своеобразный паспорт книги и символ высокой просвещенности. Что говорить, интеллектуальное редкое искусство. Гурий Илларионович, освоив его, сделал образцы для всех близких друзей и щедро дарил знакомым. Подарил и мне для моей библиотеки. А на его собственном экслибрисе был его портрет.

Чаще всего мы общались с Барышевым на почве театра. Он родился в Ташкенте 30 апреля 1928 года и, получив там образование, навсегда приехал в Минск и стал работать актером в Государственном русском театре. Актерская карьера складывалась не очень удачно. Его раздирали желания сделать это и то, не сиделось на месте. Актер — это была его профессия, но этого оказалось мало. Он расстался с работой в театре, но свои актерские способности стал успешно развивать, увеличивая интеллектуальную работу, а позже участвуя как актер в съемках фильмов.

С театром оказалось связано его научное исследование белорусской батлейки и написание пьесы для театра кукол. Батлейка — это такой  переносной двухэтажный шкафчик. Деревянные куклы на палочках. Простейшее народное театральное развлечение с многовековой историей.

Барышева она увлекла чем-то магическим и романтическим, потому что это оказался плохо исследованный пласт народной культуры. Вместе со своим другом театроведом Олегом Санниковым Гурий Илларионович написали книгу "Белорусский национальный театр батлейка". Главной темой всех спектаклей традиционной батлейки всегда была история царя Ирода. Неудивительно, что вскоре Барышев сочинил пьесу "Царь Ирод" и предложил ее нашему Государственному театру кукол. Там ее поставили, и спектакль шел почти десять лет.

Кто-то из недоброжелателей пытался говорить о том, что Барышев разменивается, бросаясь то в одну сферу изучения, то в другую. Мы, его друзья, знали, что это широта кругозора ученого. Недаром он стал доктором искусствоведения, профессором, академиком, часто работая на стыке наук.

Его библиографический список, изданный в 1998 году Белорусским университетом культуры, необычайно велик. Там искусствоведческие научные книги и статьи, но осталась неучтенной широкая просветительская общественная деятельность. Например, авторство и личное участие как ведущего в цикле фильмов "Музы дворцов и замков старинных". Это качественная историческая публицистика.

Я горжусь его автографом, который получила буквально за неделю до смерти ученого.

Он лежал в отдельной палате тогдашней лечкомиссии. Мы навестили его с моей бывшей студенткой, ушедшей в науку и проблемы изобразительного искусства Татьяной Котович. Он написал рецензию на ее труд "Барокко как универсальный стиль художественной культуры Беларуси XVI—XVIII веков". Надо было получить его подпись и заверить печатью.

Гурий Илларионович болел тяжело и знал, что дни сочтены. Но был как всегда улыбчивым, доброжелательным, с ясным умом. Пытался шутить по поводу больничных нравов. Мы не догадывались о серьезности его положения. Для нас он выглядел привычным обаятельным барином, навечно увлеченным древней историей культуры. И вдруг проявил удивительное современное предвидение, которое нарушало существующие правила, но могло застраховать от неудачи. Подписав, как положено, свой отзыв, Гурий Илларионович попросил пару листов чистой бумаги. В конце он тоже поставил свою подпись, сказав следующее: "Возможно, мы больше не встретимся. Вдруг что-то пойдет не так. Документ придется переделывать, перепечатывать. Я вам верю и доверяю. Вы, мои дорогие, Татьяны, никогда ничем не злоупотребите. Если не понадобится, листик выбросите".

Листики не понадобились. Мы с Котович оставили их на память. Он подписал мне свой "бібліяграфічны паказальнік", маленькую тетрадку с малопонятными на тот момент словами. Вот они:

И подпись. Теперь я понимаю, что тогда, даря мне перечень своих трудов, он уже думал о вечном.