В. О. Ключевский (применительно к Екатерине II, но в данном случае это не важно, важен сам подход) отмечал, что личность Екатерины уже принадлежит истории. То есть страсти улеглись, злободневность утрачена и возможно судить ее дела взвешенно, без гнева и пристрастия.
С Е. Т. Гайдаром, скончавшимся десять лет назад на 54-м году жизни, судить без гнева и пристрастия пока явно не получается. Пристрастия очень сильные, причем разнонаправленные.
Можно, конечно, сказать, что десять лет со дня смерти Гайдара и сто лет со дня смерти Екатерины II (историк писал о принадлежности к истории в 1896 году) – вещи разные. Времени слишком мало, чтобы все улеглось.
Отчасти это верно, но лишь отчасти. Та же Екатерина окончательно ушла в историю гораздо раньше – где-то к 30-м годам XIX века, а Сталин, например, никак не уйдет в историю, хотя с дня его смерти прошло 60 лет с лишним. И не только Сталин – см. испанские страсти по поводу генералиссимуса Франко. Историческая политика, ныне безраздельно господствующая во всем мире, не оставляет шансов рассуждать, как во времена Ключевского. Или даже летописца Пимена:
"Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро –
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют".
О, если бы.
Гайдара одни похваляют, а другие проклинают за его деятельность в качестве и. о. председателя правительства России (ноябрь 1991 – декабрь 1992 года). Хотя он окончательно сошел с политической сцены гораздо позднее и часть нареканий относится и к последующим годам, но именно 1991-1992 годы и для хвалителей, и для хулителей являются главными при вынесении приговора.
Сейчас об этом мало кто помнит – дело забывчиво, а тело заплывчиво, – но государственное служение Гайдара началось при обстоятельствах уже катастрофических. Можно считать, что он отвел (хотя и дорогой ценой) Россию от пропасти, можно считать, что он туда ее окончательно столкнул, но в любом случае объективность требует признать, что сама изначальная диспозиция была ужасна. Товарные и валютные резервы государства на нуле, невозможен даже критический импорт, рубль ничего не стоит, система снабжения рухнула. Население запасается солью, крупой, картошкой – кто чем может. На дорогах таможни, препятствующие вывозу товара в другие области.
Это было еще до Гайдара, и, кстати, объясняет, почему не было тогда желающих занять пост главы правительства. Не было, потому что даже и невеликого ума люди понимали: на этом посту либо придется резать по живому (в рамках военного либерализма, как это, собственно, и случилось, или в рамках военного коммунизма – тоже не масло сливочное, да и где взять отряды вооруженных людей?), либо дальше идти ко дну, бессильно командуя кораблем, который уже не держится на плаву.
Все эти варианты не сулили возглавителю ничего хорошего, и выборы главы правительства оказались безальтернативными. Оппоненты появились позднее, когда уже немного отлегло.
Идея Гайдара заключалась в том, что любой ценой надо восстановить рубль и товарное обращение. Если это будет, остальное приложится. Был бы костяк – мясо нарастет.
В самом общем виде – не поспоришь. Дьявол оказался в деталях.
Если брать сторону чисто экономическую, стабилизация любой ценой означала смерть всех советских предприятий (а других не было) со сколь-нибудь длительным оборотным циклом – от высокотехнологичного тяжпрома до елочных игрушек.
Разумеется, в полной мере выдержать эту линию не удалось: то там, то сям началось отступление, "шаг вперед, два шага назад", но и этим частичным отступлением по доставшейся в наследство от СССР экономике как Мамай прошел. И, соответственно, по людям, жившим при этой экономике. Можно сколько угодно говорить, что те или иные предприятия и учреждения все равно были обречены, но тем, кто тогда лишился средств к пропитанию, от этого было не легче.
Но если говорить о Гайдаре как типе политического деятеля (хотя публичной политикой он явно тяготился), что важно в смысле оценки уроков его реформирования – что тут можно (если можно) взять на будущее? – то наиболее точной будет характеристика "пожарный для безнадежных ситуаций". А равно хирург для таковых же ситуаций.
Когда сравнивают реформы 1992 года с калечащей операцией в полевом лазарете – ржавой пилой и без наркоза, – в основном имеют в виду, как это может нравиться пациенту. Хотя бы даже речь шла об операции по жизненным показаниям (а похоже, что именно так), радости очень мало. Но зададимся и вопросом, как это может нравиться оператору.
В случае с Гайдаром есть задокументированные свидетельства того, что военно-полевой лазарет (в определенных кругах называемый "святыми 90-ми") ему совершенно не нравился и он не желал никому вновь исполнять роль оператора.
Во время перестройки, когда многие уже склонялись к решительному "Всю административно-командную систему мы разрушим до основанья, а затем", он до последнего исповедовал идеологию постепенных преобразований, надеясь избежать великих потрясений. Встал во главе правительства он тогда, когда надежды уже не было: власть и экономика коллапсировали на глазах.
После бури и натиска он вновь вернулся к постепеновству, рассматривая радикальное реформаторство как, может быть, необходимое и неизбежное средство в совсем уже безвыходных обстоятельствах, но при этом как такое средство, которого по возможности надо избегать. Ибо калечащая операция в антисанитарных условиях – она таковой и остается.
Можно как угодно оценивать личность Гайдара. Если когда-нибудь и возобладает мнение "Народ, таинственно спасаемый тобою, ругался над твоей священной лысиною", то это будет очень нескоро, если вообще будет. Но отделить его личность от сегодняшних радикальных реформаторов, по-прежнему предающихся невозможным мечтаниям, было бы уместно уже сейчас.
*Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Оригинал материала читайте на РИА Новости