Бобруйск, еврейская столица Беларуси, всегда имел свой неповторимый шарм. И юмор не хуже одесского. Даже в самые непростые времена здесь отвечали вопросом на вопрос, а жалобы на житье-бытье сдабривали анекдотом.
Sputnik собрал городские историйки от старых жителей Бобруйска, которые еще помнят, каков на вкус "еврейский пенициллин" и где заседала вся городская еврейская "знать".
Вся еврейская "знать" была в доме быта
Анатолий Елсуков:
– В Бобруйске я родился 61 год назад. Родителей своих не знал – меня воспитывала бабушка. Жили мы небогато, поэтому в 15 лет устроился на свое первое официальное место работы. Это было двухэтажное здание, где оказывались бытуслуги. Там работала вся еврейская "знать". У нас был свой фотограф, парикмахер и сапожники – я помогал всем.
Это были добрые и щедрые люди. Часто меня, как самого младшего, посылали за свежим холодным квасом. Первый стаканчик наливали мне. Покупали как 15-летнему юноше конфеты. Тогда самыми лучшими считались конфеты "Мишка на севере". Для меня это было большим счастьем – о конфетах в моей семье лишь мечтали.
Анекдоты в Бобруйске рассказывали чаще на еврейскую тематику. Запомнился о том, как люди разных национальностей приходят на свадьбу.
"Украинец приходит со шматком сала, а уходит с песней. Грузин приходит с ящиком коньяка, а уходит с новым тостом. А еврей приходит со своим двоюродным братом, а уходит с кусочком торта для тети Песи".
Никто ни на кого не обижался.
Многие бобруйчане грассировали – произносили букву "р" неправильно, на французский манер. Люди стеснялись этого и специально старались избегать слов с этой буквой. Иногда такой диалог с словами без "р" выглядел очень забавно.
Мое детство прошло в военном городке Киселевичи. Тут жили также военные евреи, много было ветеранов войны. У них были медали, ордена. Это были заслуженные люди. Воевали на Воронежском, Прибалтийском, Карельском фронтах. Принимали участие в Сталинградской и Курской битвах.
Праздники мы отмечали с ними вместе. На 1 Мая шли на демонстрацию. На День Победы обязательно ходили на соседнее кладбище, где были похоронены военные, которые погибли в 20-25-летнем возрасте во время Великой Отечественной войны.
Многие евреи работали на рынке. Продавали в основном кур. Было даже такое выражение – "еврейский пенициллин". Это куриный бульон, который евреи считали панацеей от всех болезней.
В советские годы верующих среди евреев почти не было. Наша семья иудейские праздники не отмечала. Только в 95-м году люди пошли в синагогу. Тогда же началась активная помощь евреям. В Бобруйске появился благотворительный центр "Хесед Шмуэль". Ко всем праздникам передавали посылки с гречкой, мукой, подсолнечным маслом, финиками евреям неимущим, лежачим больным. Мне как волонтеру давали проездной на троллейбус и автобус, и я эти посылки отвозил по домам.
А потом началась большая эмиграция. У меня была знакомая Ира Карасик. У нее была болонка, которую она взяла в Америку – пожалела.
Перед отъездом Ира предложила мне поехать с ней. Говорит: "Давай зарегистрируем брак". А у меня тогда была жена, двое детей. Мама Иры Циля Давыдовна тогда ей ответила: "Если настоящий брак, я не против. А если фиктивный, зачем тебе это нужно? К нему потом приедут жена и дети. С чем ты останешься – с еврейским счастьем?"
Я решил не изменять своей семье. Но Ире помог продать вещи перед отъездом. В городе они не были востребованы, и мы поехали по деревням на старом "Москвиче". Какие-то вещи обменяли на картофель, свеклу, морковь. И семья Иры, когда готовилась уезжать, накрыла роскошный стол.
Об этом я написал стихи.
Уехали все лучшие таланты:
Актеры, режиссеры, музыканты,
Врачи, художники и швеи…
Где вы сейчас, бобруйские евреи?
Врач Хаима – там,
Где говорят: "Шалом и лейтраод",
Где море, солнце, фрукты круглый год.
Каракумы в Бобруйске
Галина Фридман:
- Я помню Бобруйск еще довоенным – родилась в 1931 году. До войны успела пойти в школу №7 на углу улиц Социалистической и Гоголя. Как сейчас помню, это было деревянное здание, на месте которого теперь стоит жилой дом. В ту пору деление школ на еврейские и белорусские отменили, но в нашем классе почти все дети были из еврейских семей. У нас были замечательные переменки, когда в коридор выходили учителя, а дети играли, пели песни.
Богатым Бобруйск никогда не был. Все люди жили без особых излишеств. До войны у мамы была швейная машина Singer. Потом, помню, был у нас шкаф красивый – и все. Квартира – всего 27 квадратных метров с проходной кухней, через которую соседи попадали к себе домой.
Довоенный город запомнился еще тем, что тут было много песка. Настоящие Каракумы! Проедет лошадь – пыль столбом. Кое-где были деревянные тротуары.
Когда началась война, мы покинули Бобруйск. Шли пешком 200 километров до Кричева. Я была самая старшая в семье. Мне было 10 лет, брату – семь, а меньшему – вообще четыре годика. Папа вез его на колясочке, а в Кричеве он нас оставил и пошел добровольцем на фронт. Больше мы его не видели.
Мама с нами села в товарный поезд, и нас повезли – куда, не знали. По дороге нас бомбили – мы выскакивали на ходу. Остановки были внезапными и без объявлений. Во время одной из них мама ушла искать нам буханку хлеба. В это время поезд тронулся. Мы видим, что мамы нет – как начали плакать! А она, когда увидела, что поезд поехал, чудом запрыгнула в последний вагон. Так нам повезло остаться с мамой.
Все время в эвакуации мы были в Тамбовской области. Был момент, когда немцы подходили очень близко, к Мичуринску, который был от нас в 40 километрах. Мы не могли никуда тронуться, потому что у нас не было ни одежды, ни обуви. Это была уже глубокая осень. Мой младший братик говорил: "Если придут немцы, мы пойдем на речку топиться". Нам повезло, что Красная армия начала наступление.
Жили в избушке "на куриных ножках". Она была такой крошечной, что половину занимала печь. Ходили в школу. Все лето работали в колхозе. Я десятилетней девочкой таскала тяжелые ведра воды из реки Лесной Воронеж.
Летом 46-го года наша семья вернулась в Бобруйск. Я поступила в педучилище и впоследствии проработала 33 года преподавателем русского языка и литературы. Из них 31 год в школе №1.
Ну а тогда, после войны, жили мы очень плохо. В нашем доме находилась какая-то организация, и нас определили жить в квартиру с выбитыми стеклами. Денег на ремонт, конечно, не было.
И все же умели радоваться. В Доме офицеров тогда были танцы. Я иногда ходила туда с подружками. Но как я тогда одета была – никакой одежды ведь не было – вся в обносках. На меня кавалеры не обращали внимания.
А потом в 1952 году случайно познакомилась со своим мужем Израилем, с которым мы прожили 37 лет. В Бобруйске было популярно устраивать прогулки по улице Социалистической. Люди ходили туда-сюда, знакомились. Там нас познакомила его двоюродная сестра. Целый год он только здоровался со мной, а потом мы встретились на каком-то мероприятии, и он посмотрел на меня другими глазами. К сожалению, детей у нас не было, и супруга уже нет в живых.
Еврейская скрипка в ресторане "Березина"
Валентина Марусова:
- В Бобруйске живу уже 81 год. Когда научилась война мне было всего три годика. Мама, брат и я уехали в эвакуацию в Саратовскую область. А вернулись в Бобруйск, когда мне было уже шесть лет. Помню, мама повела нас к дому, где мы жили до войны, на улице Карла Маркса, а от него остались одни стены.
Знакомая мамы посоветовала занять пустующую квартиру, где жили евреи, которых убили. В итоге мы в ней прожили до 1965 года, пока я не получила свое жилье. Сначала в квартире ничего не было, и мы спали на полу. К счастью, за окном был август.
Не могу сказать, что город сильно пострадал. Ходили слухи, что в Бобруйск попало только две бомбы. Дома не были разрушены до основания, а лишь стояли без крыш. В районе, где сейчас находится фабрика "Красный пищевик", в годы войны было гетто (погибло 25 тысяч человек – Sputnik). Мы туда не ходили – боялись.
Пленные немцы в Бобруйске жили 2,5 года: строили жилые дома. Помню, они ходили целым строем. На ногах у них были цепи или что-то в этом роде – очень стучало по брусчатке. Мы, дети, их очень боялись.
В школу ходили за три квартала, старались хорошо учиться, никто не ругался и не дрался. Дети не хотели утруждать родителей, которым нужно было зарабатывать на жизнь тяжелым трудом. Моя мама, например, работала зольщицей в кочегарке.
Особых развлечений в городе не было. Помню только один ресторан "Березина", который находился возле рынка. Внутри музыканты играли на пианино и скрипке, а мы подходили к окну и слушали. Ходили в ресторан в основном военные. В городе был авиагородок и Ленгородок. Когда наша семья стала жить получше, каждый Новый год отмечала там.
Я окончила 10 классов, потом пошла на швейную фабрику, где шила шинели. Некоторое время была инспектором в профкоме на заводе "Белшина". Всего городу отдала 50 лет.
Читайте также:
- Еврейские истории Минска: стадион "Динамо" построен на кладбище
- Пурим — самый веселый праздник у евреев
- Еврейские истории Минска: Немигу затапливает из-за проклятия раввина