Выпускники советских школ прекрасно помнят "дежурный" сбор средств голодающим детям Африки или в защиту Нельсона Манделы. Душевного трепета эта помощь не вызывала. И если то, что дети не должны голодать, сомнению не подлежало, то понять, чем могут помочь конкретно мои десять копеек заключенному на острове Роббен, далекой от большой политики детской душе было сложно.
Мое представление о благотворительности изменилось 7 декабря 1988 года. Сообщение о страшной катастрофе в Армении: серия подземных толчков за 30 секунд практически уничтожила город Спитак и принесла сильнейшие разрушения в города Ленинакан (ныне Гюмри), Кировакан (ныне Ванадзор) и Степанаван. Всего от стихии пострадал 21 город, а также 350 сел (из которых 58 были полностью разрушены).
Именно тогда школьные знания о землетрясениях и баллах сложились в картинку. И стало понятно, что 10 баллов, зафиксированных в Спитаке, это жутко много.
В результате землетрясения, по официальным данным, погибли 25 тысяч человек, 140 тысяч стали инвалидами, а 514 тысяч лишились крова.
По ЦТ тогда эти цифры еще не прозвучали. Но все было понятно и так. Каких-то разговоров дома тоже не было. Просто мама с почерневшим лицом отправила отца на антресоль за чемоданами, а меня в аптеку и магазин. Пока я покупала бинты и консервы, родители укладывали теплые вещи. Взрослые, детские. А потом мы с бабушкой потянули два чемодана в офис Красного Креста. И вот тогда впервые я, выросшая в советских очередях, увидела, как люди стоят не за тем, чтобы что-то купить или "достать", а чтобы отдать, поделиться…
Мы стояли несколько часов, чтобы войти в здание. Внутри была настоящая сортировочная станция: вещи — направо, продукты — налево, медикаменты — в кабинет председателя. Уставшие лица волонтеров. А очередь на улице только росла…
Меня здесь знали: буквально за несколько дней до событий в Спитаке, я готовила материал о работе общества Красного Креста. И вот на моих глазах сухие цифры о собранных рублях и количестве оказанной помощи превращались в конкретных и неравнодушных людей. Я расписалась в ведомости и перешла на ту сторону растущей горы вещей. Тем, кто помощь собирал, тоже нужно было помочь. Вещи — направо, продукты — налево, медикаменты — в кабинет председателя. И так несколько дней.
Потом была отправка собранного вместе с волонтерами, которые ехали разбирать завалы и восстанавливать разрушенные города… Этим людям тоже не нужна была агитация и пропаганда. Они ехали без команды сверху, потому что так было надо. Они понимали, что дорог каждый час и каждые руки.
Коллеги из Sputnik Армения опубликовали воспоминания одного из нескольких тысяч добровольцев, приехавших в декабре 1988 года в разрушенный Спитак. Геннадий Кирилленко вспоминает о том, каким на самом деле было братство народов Советского Союза. Прочитайте обязательно.
Так получилось, что Спитак стал последней болью, которая нас объединила. Развалы армянского города разбирали руками граждане одной большой страны. Вместе. Это потом волна межэтнических конфликтов захлестнет республики, вчерашние соседи и братья будут смотреть друг на друга через прицел автомата. И все закончится развалом СССР. И будет аукаться до сих пор. Но об этом мы вспомним завтра, в очередную годовщину Беловежских соглашений.
А сегодня я опять пойду на Военное кладбище в центре Минска, где установлен хачкар, чтобы почтить память тех, чья жизнь закончилась под руинами Спитака. Потому что именно 7 декабря 1988 года я поняла — в слове "благотворительность" главное не существительное "благо", а глагол "творить". И что соучастие важнее сочувствия.