МИНСК, 11 апр — Sputnik. Бывший железнодорожник Петр Алексеенко три года провел в лагере смерти в Дахау. Когда его угнали в Германию, ему было почти 16 лет.
"Били там всегда и за все"
Петр закончил семилетку еще до войны и немного понимал по-немецки. Когда их везли в набитых вагонах на Запад, нередко слышал, что теперь им предстоит работать вместо немцев. А через десять лет на их место привезут других работников.
"Сначала нас привезли в Мюнхен, в распредлагерь. Туда приезжали бауэры — владельцы ферм, лавок. Они отбирали самых крепких и здоровых. А остальных отвезли на завод в Вайнсберг, на вагоноремонтный завод. На работу нас водили полицейские, жили в каком-то бывшем клубе — потому что сцена была. Там у нас условия были нормальные — даже гулять разрешали до 21:00", — вспоминает Петр Ипатьевич.
Когда ребята попривыкли и освоились, смекнули, что убежать оттуда несложно. И трое односельчан, вместе с Алексеенко, ночью выбрались через окно туалета и убежали. Их остановил первый же патруль.
"В КПЗ нас стали допрашивать. Мы стали врать, что от поезда отстали. Но нас сразу вычислили — в тот день поездов не было", — рассказал Алексеенко.
В участке с беглецами не церемонились. Когда на вопрос "Как зовут?" юноша ответил "Петр Ипатьевич Алексеенко", немец, который не понял, что это имя-отчество, с размаху ударил по уху.
"Я и сейчас на него почти не слышу. Немец тогда мне крикнул "Ты — Петр Ипатович". Так они и стали меня звать. А потом, когда в лагерь попали, имя уже вообще стало не нужно: "dreißig zwei tausend zwei hundert und dreißig" — это мой лагерный номер, забыть который нельзя. Если не прокричишь его на утренней и вечерней поверке — били железными палками по спине и пятой точке. Нас там вообще все время били", — вспоминает бывший узник.
Ужас без конца
Когда ребят привезли в Дахау, их поселили в 19-й изоляционный барак. К сетке подошли давно сидевшие там узники и стали плакать: "Куда, зачем детей сюда привезли".
Три года, которые провел в Дахау Петр Ипатьевич, были одним сплошным бесконечным серым днем, наполненных страхом, холодом и голодом.
"Когда нас освободили американцы, они сразу сказали, что за русскими приедет офицер из Вены. Но никто не приезжал. Потом нас в Мюнхен отвезли. Там нам дали открытки. Сказали много не писать: "Жив. Здоров. Скоро встретимся. Петро". Когда мой батька получил эту открытку, он ходил по деревне, плакал и смеялся: "Сын живой", — вспоминает Петр Ипатьевич.
Но не сразу он вернулся в свою деревню. Сначала несколько пересыльных лагерей, а после отправили работать в Тулу, на железную дорогу — надо было срочно поднимать промышленность. И неизвестно, сколько лет работал бы еще парнишка вдали от родины, но только однажды ему пришло письмо от отца: "Дорогой сынок! Мама в очень тяжелом состоянии, мы тоже плохи. Приезжай хоть попрощаться".
"А маму я похоронил, еще когда немцев не было. Батька так специально написал, чтобы меня отпустили. Дали мне карточки, билеты, и поехал я домой. Вот так для меня война, наконец, и закончилась", — рассказал Петр Ипатьевич.
